Львиное сердце. Под стенами Акры - Шэрон Кей Пенман

Беренгарию вероломство Джона потрясло, так как ей сложно было представить любого из своих братьев, способного на такое бесстыдное предательство по отношению к собственному родичу, не говоря уж про короля, принявшего Крест. Но пытаясь придумать, как утешить Ричарда, наваррка не могла не вспомнить предупреждения Санчо: «Они не такие, как мы, малышка».

Джоанна не была ошеломлена, только опечалена.

— Когда приор Роберт уехал из Франции? — спросила она, и брат бросил на нее хмурый, но одобрительный взгляд, поскольку сестра ухватила самую суть дела.

— В феврале. Поэтому одному Богу известно, что произошло с того времени. Матушка совершенно ясно дала понять, что теперь, когда Филипп принялся нашептывать ему отравленные посулы в уши, Джону нельзя доверять. Она говорит, что остальные не осмеливаются противостоять Джонни из опасения, что я не вернусь назад. Создается впечатление, что половина Англии убеждена в моей гибели в Святой земле. А Лоншан только завязал все в чертов узел. Стоило мне прислушаться к ее мнению относительно него. Но я настолько ценил его преданность, что закрыл глаза на его высокомерие и непопулярность. Матушка, к ее чести, воздержалась от реплики «я же говорила». Она пишет, что мне следует возвращаться, и поскорее. Опасается, что в противном случае королевства, в которое я мог бы вернуться, может не быть.

Беренгария охнула, пораженная тем, что мать Ричарда побуждает сына бросить крестовый поход.

— Ричард, но, если ты уедешь, не будет никаких шансов на освобождение Иерусалима!

Джоанну больше заботила утрата Анжуйской империи. Она открыла было рот, но одернула себя прежде, чем слова успели сорваться с языка, потому как решать предстоит только Ричарду.

— Как ты поступишь? — спросила Джоанна тихо.

Брат посмотрел на нее, и на краткий миг приоткрыл душу, позволяя видеть свою растерянность.

— Я не знаю, — признался он. — Видит Бог, я не знаю.

Наутро после бессонной ночи Ричард созвал совет. По лицам собравшихся в шатре людей он читал, что те уже в курсе разлетевшихся по лагерю слухов — вид у них был настороженный.

— Большинству из вас уже известно, что я получил письмо из Англии, — начал король. — Новости очень тревожные. Мое государство в смятении, ему грозят французский монарх и мой собственный брат. Не знаю, сколько смогу я еще пробыть в Святой земле. Но у меня нет желания никого побуждать поступать против совести. Каждому предстоит самому решить, возвращается ли он домой или остается в Утремере.

Хотя большинство из них ожидало заявления подобного этому, все выразили отчаяние, настаивая, что без него войну не выиграть, и умоляя не покидать их.

— Я ведь не возьму просто и уйду, — ответил Ричард, дав всем высказаться. — Это я вам обещаю. Если вернусь в свои домены, то стану платить за три сотни и две тысячи пехотинцев, остающихся в Утремере. Мне не хочется уезжать, пока война продолжается, но у меня нет выбора, так как на кону мое королевство.

Постепенно протесты смолкли, но на лицах окружающих король по-прежнему читал упрек и осуждение. Он ждал, кто из пуленов первым поднимет вопрос о королевском титуле. Как оказалось, это сделал великий магистр госпитальеров Гарнье Наблусский.

— Мы понимаем, монсеньор, — сказал Гарнье, — что ты разрываешься между обязательствами. Один из моих испанских рыцарей часто повторяет старую поговорку: «Entre la espada у la pared». Именно в таком положении ты сейчас — между мечом и стеной. Ты должен поступать так, как велит Господь. Но прежде чем уйдешь, мы хотим узнать, кто поведет нас в бой вместо тебя.

Послышались яростные возражения со стороны Ги де Лузиньяна, торопливо напомнившего собравшимся, что согласно договору в Акре его пожизненно признали королем, а Конрада и Изабеллу — наследниками. Никто не обращал на него внимания.

— Знаю, — бросил Ричард. — Полагаю, вам следует обсудить это между собой, потому как решение должны принять люди, которым с ним жить, а не те, кто скоро окажется на пути к дому. И чтобы мое присутствие не мешало честному обмену мнениями, я оставляю вас наедине с собой.

Ричард направился к шатру Беренгарии, но в последний момент повернул. Он знал, что жена не станет корить его, не станет даже упрашивать передумать, но ее карие глаза будут излучать смущение и глубокое разочарование. Сестра представляла более надежную гавань, и король зашагал к ее палатке.

— Я объявил им, — резко сказал он. — И теперь они определяют, каким станет их будущее после моего отъезда.

Ричард явно пребывал не в настроении для беседы, поэтому Джоанна не стала расспрашивать дальше. Подозвав одного из своих рыцарей, она отдала ему вполголоса приказ, не сводя глаз с брата, сидевшего, сгорбившись, на ее постели и рассеянно гладящего сицилийскую борзую, примостившуюся рядом с ним. Рыцарь вскоре вернулся и принес из королевского шатра музыкальный инструмент.

— Вот, займи себя этим, — промолвила Джоанна.

Ричард наигрывал меланхолическую мелодию, когда вошел Генрих и устроился на стуле.

— Что это? — спросил он. — Не лютня?

— Это называется уд. Аль-Адиль подарил мне его, когда я выразил интерес к сарацинской музыке.

Генрих наклонился, чтобы получше рассмотреть.

— Ты не дергаешь струны пальцами, как на арфе?

Ричард пояснил, что тут используется перо. Голова его склонялась над удом, лица не было видно, и граф смотрел некоторое время, не зная, чем лучше помочь дяде: молчанием, сочувствием или честностью. И наконец сделал выбор в пользу последней.

— Ты знаешь, что они выберут Конрада?

— Знаю.

— И... и все же смирился с этим?

Ричард слегка пожал плечами.

— Ты недавно напомнил мне, что Ги — в лучшем случае марионеточный король, не имеющий шансов выжить без моей поддержки. Поскольку я не знаю, сколько еще пробуду в Утремере, это обстоятельство нельзя долее не замечать.

— Верное решение, дядя.

— Только время покажет. Но в сравнении с другим выбором, который мне предстоит, этот покажется относительно пустяковым.

— Лузиньяны, разумеется, не воспримут это хорошо.

— Да уж, полагаю, что так, — согласился Ричард.

Больше он ничего не сказал, и Генрих решил не настаивать. Ему хотелось знать о том, какое решение примет король, ведь оно затронет всех. Впрочем, он не был уверен, что сам дядя знает ответ, по крайней мере сейчас.

Лорды-пулены решили судьбу своего государства с поразительной быстротой — менее чем через