Изгоняющий бесов. Трилогия - Андрей Олегович Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И это благородный пёс, который не ест с чужих рук без разрешения, — тихо заметил я.
— Ой. Ты прав. Разреши мне шоколадку, можно, можно, ну можно?!
Когда-нибудь он за вкусняшки всех нас продаст, выкупит и ещё раз продаст, скотина беспринципная. Политика кнута и пряника на нём не срабатывала, то есть на кнут он огрызался, а за пряником мог бегать весь день, пока не догонит и не выцыганит.
Наверное, это я просто из зависти, у него шоколадка тает на языке, и его гладит по загривку нежная рука красивой девушки, а я стою тут посреди офиса в одной простыне, как римский патриций из-под Архангельска, в тапках на босу ногу, и мне ничего не светит — ни ласка, ни вкусняшки. Лысина Сократова, как с этим жить…
— Ладно, шутки в стороны. — Марта поправила на носу очки и привела в порядок растрепавшиеся волосы. — Если вы сюда пришли, значит, будьте добры, получите задание.
— Мы не готовы, — почти в унисон ответили мы с Гессом. — Я не взял оружие, святую воду, серебро, даже одеться толком не успел.
— Не колышет.
— Нет, нет, это была роковая случайность. — Я решительно цапнул добермана за ошейник, разворачивая его к выходу. — Нам пора, надолго не прощаемся, не закрывайте офис, мы туда-сюда, через полчасика ждите.
— То есть вы припёрлись шутки ради довести меня до предынфарктного состояния, а как мне теперь отчёт закрывать, не ваша проблема. Норм, ребята! Выход знаете где?
Я дёрнул ручку двери. Заперто.
Сунул было руку в карман свитера, но где тот карман? В том же свитере, а свитер в бане, и рабочая карта с оранжевым джокером лежит на своём месте. Мы можем вернуться, лишь выполнив задание, потому что это Система, чтоб её, а не казаки-разбойники, хочу — играю, хочу — домой пошёл.
— Что угодно нашей луноликой госпоже? — с восточным поклоном обернулся я.
— Для вас есть непыльная работёнка — изгнание беса скуки из поезда Москва — Владивосток.
— В таком виде?!
— А чего не так? Ко мне, значит, можно в неглиже являться? — всплеснула руками Марта. — Короче, посмотрите на себя в зеркало, парни, вы справитесь! Я в вас верю.
— Шутит? — с надеждой спросил Гесс.
— Издевается, — уверенно ответил я.
Мгновением позже пол под нашими ногами задрожал в ритме стука железнодорожных колёс. Эта рыжая Снежная королева реально закинула нас в поезд. За окном темень и ветер, мы в холодном коридоре, из тамбура тянет лютым сквозняком, а прямо перед нами у заледеневшего окна стоит молодая проводница в фирменном пальто и вытирает слёзки.
— Что-то случилось?
Девушка молча покачала головой, хлюпнула носом и только после этого обернулась к нам. Выражение безнадёжной грусти на её лице сменилось на подозрительный интерес.
— Мужчина, а вы кто? Вы откуда здесь в таком виде, да ещё и с собакой? Я вас не сажала.
— Так вы и не прокурор, — попытался пошутить я, но замер, видя, как из кармана её пальто с буквами «РЖД» высовывается, потягиваясь, серый бес тоски и скуки. При виде нас с Гессом он сразу понял, кто тут кто и что тут к чему.
— Врёшь, не возьмёшь, и не таким в нос плевали-и! — пискнул он, показывая неприличный жест.
— Гав! — громко оповестил вспыхнувший доберман. — Выходи, сволочь, я тебя кусь! Два раза!
— Погладь мой зад!
— Это моя фраза, — вытаращился сражённый в самое сердце Гесс. — Так нечестно, обижает собаченьку!
Бедная девушка-проводница автоматически вытащила беса за химок из кармана, пересадила на перила у окна, выслушала моего пса и обернулась ко мне в ожидании объяснений.
Что я мог ей сказать? Лично мне всегда казалось, что в обыденной жизни я очень вежливый, культурный и цивилизованный человек, даже философ. Не ругаюсь, не нарушаю общественный порядок, не выражаюсь не только при детях и женщинах, более того, даже для связки слов не использую ненормативную лексику. Да, именно так!
Но что нам сейчас делать, если серого беса скуки изгоняют обычным русским матом?
— Простите меня, ради бога!
— За что? — не поняла она.
Сейчас поймёшь. Я просто закатил глаза и в полный голос выдал пятиэтажную тираду, используя специфические северные выражения, обогащая их цветистой манерой цыганской ругани румынского конокрада, арестованного за попытку снятия колёс с КамАЗа, на котором наш президент открывал Крымский мост!
— Что?! — едва не рухнула в обморок проводница.
— Переиграем. — Я зашёл с козырей, оприходовав всего в трёх предложениях международную политику Британии, наши государственные интересы в Закавказье, отсутствие зон депиляции в бикини у бабы Мани с ружьём и обширный интерес к интимной жизни казахстанских сусликов-геев у большинства мужского населения данного вагона.
Звучит несколько сумбурно, но Кафка отдыхает, и самое главное, что от скуки на порозовевшем личике проводницы не осталось и следа.
— Полиция-а-а!!! Тут какой-то оппозиционный маньяк выражается-а!
Двери всех купе мигом распахнулись.
Бес дёрнул наутёк, Гесс за ним, ну а дальше уже начался русский Хеллоуин.
Мы гоняли нечистого из вагона в вагон по всему составу, заглядывая едва ли не в каждое купе, чтобы разбудить скучно спящих пассажиров громким лаем и сочным матом! Проснулись все!
Народ воспрянул, безучастных не было, за нами увязались в погоню, с меня дважды чуть не сорвали простыню, мой пёс почти охрип от лая в ледяных тамбурах, а юркий серый бес всё ещё дерзал быть непойманным.
Вслед нам неслось:
— Чё сказал, мужик? Ты кого на кого послал? Это ты чё, нам с Серёгой? Серёга, вставай, слыхал, как тебя назвали? Не-а, именно тебя, а не нас, мужик, подтверди!
— А можно помедленнее, я записываю? И повторите, пожалуйста, вот это… как его… короче, на «рванец» заканчивается? Как это по-латыни?
— Дочка, прикрой ушки и отвернись к стенке, а ты, парень, иди сюда. Чего при людях обещал, так вот делай, я тока «за»! Разгорячил скучающую женщину…
— Да заткните его уже хоть кто-нибудь, спать мешает!
— Я тя щас сам заткну! Давай, мужик, лепи правду-матку и про правительство, и про мафию транспортную, про эстраду в трусах, и про ЕГЭ этот долбаный, и про…
— Вай, как он говорит, он мне словно дорогой коньяк на сердце проливает, что ни слово, то спиртосодержащий бальзам для души! Сюда заходи, мы наливаем! Всем наливаем, эй!
Короче, скуку мы догнали в самом последнем вагоне, когда усталый бес уже едва передвигал копытца под матерным напором всего состава и растёкся грязной жижей в тамбуре. К нам пыталась пробиться