Истукан - Михаил Тырин

– По мозгам тебе, дед, молния не ударила, нет? Если бы молния, от сарая одни уголья б остались!

Дед почесал затылок, прошелся из угла в угол, не переставая что-то бормотать. Снял кепку, снова надел.

– Тяжелое, – проговорил он.

– Тяжелое, – подтвердил Егорыч, зыркнув на деда.

– Может, свинец?

– Ты что? Какой свинец?

– Ну, свинец. По радио говорят, в воздухе свинца щас много – тыщи тонн. К примеру, молния ударила, он растопился да и упал на твою крышу.

– Знаешь что, дед! – рассердился Егорыч. – Шел бы ты поросям своим истории рассказывать. У меня амбар чуть ли не разнесло, а ты, как нарочно, байки травишь, словно насмехаешься.

– Я к примеру сказал, – растерялся Харлам. – Ну, не знаю... Можно у людей спросить, к примеру...

– Только людей мне не хватало. Всякий будет ходить, руками трогать и говорить мне чепуху...

Когда дед ушел, Егорыч поднялся на крышу и осмотрел пробоину. Для ремонта требовалась пара хороших досок да кусок рубероида. Достать не трудно, но...

Но обидно. До чего ж обидно!

* * *

С утра у Алешки было чудесное настроение. А, собственно, какое может быть настроение у мальчишки на летних каникулах, когда целый мир лежит перед тобой и есть время, чтоб весь его облазить и проверить?

Алешка направлялся к броду, намереваясь посмотреть свои баллоны. Еще в начале лета он стащил к речке с десяток автомобильных и мотоциклетных баллонов и побросал их на мелководье. Если тихо подкрасться и быстро поднять такой баллон, внутри можно было обнаружить одного, а то и двух жирных вертлявых пескарей.

Толку от такой добычи мало – разве что кота накормить. Зато какое удовольствие обмануть и поймать хитрую скользкую рыбину! Пока про его рыбхозяйство не знал никто из деревенских пацанов, и почти каждый день Алешка приносил в дом не меньше пяти крупных пескарей, насаженных на травинку.

Если же охота оказывалась неудачной, можно было посидеть в развилке трех сучьев старого вяза, выросшего на берегу, помечтать в густой кроне, тайком понаблюдать за каким-нибудь мужиком, что шел себе с граблями по дороге, не ведая, что на него глядят из ветвей.

Между огромных шершавых сучьев было удобно, как в кресле. Алешка планировал со временем прибить тут пару дощечек для еще большего удобства, а еще сделать веревку, чтоб лучше было спускаться и подниматься.

Однако этим планам суждено было остаться неосуществленными. Едва лишь увидев вяз издалека, мальчик понял, что обустраивать свой наблюдательный пункт ему уже не придется.

Дерево было искалечено. Один из трех сучьев валялся на земле, трагически белея обнаженным древесным нутром. Остальные два разошлись рогаткой – могучий ствол оказался расколот надвое. Внутри он был черен, как головешка.

Он и был головешкой. Подойдя ближе, Алешка понял, что его любимое дерево сожгла молния. Он обошел вяз вокруг два или три раза, словно желал убедиться, что его уютного и безопасного уголка больше не существует. Дерево было испорчено безнадежно.

Мальчик сел на траву лицом к реке и уставился на воду, которая, как всегда, легко и беззаботно бежала по камушкам. Ничего не изменилось, если не считать гибели вяза. Всего-то старое дерево, но без него место стало другим – чужим, неинтересным, голым каким-то...

Алешка поискал взглядом, где бы еще он мог устроить себе гнездо, но так и не нашел. Вокруг были только кусты, жиденько покрывающие однообразные покатые берега.

Мальчик наконец поднялся, снял сандалии и ступил в прозрачную воду, тут же обхватившую его лодыжки холодными упругими пальцами. Если дерева больше нет, то надо хотя бы проверить баллоны.

С этого места он еще раз взглянул на вяз и вдруг заметил нечто необычное. В трещине между половинками ствола темнел круглый предмет. Как будто кто-то закинул туда мяч и не смог достать.

Алешка, позабыв про пескарей, вернулся к дереву. Допрыгнуть до круглого предмета не удавалось, и мальчик начал карабкаться по стволу, пачкаясь обугленной корой.

Через полминуты странный кругляш оказался перед его глазами. Покрытый копотью шар размером чуть меньше Алешкиной головы висел в расщелине, как пушечное ядро, застрявшее в стене крепости.

Эта штука выглядела подозрительно правильной, словно и впрямь была сработана человеческими руками, а затем выпущена из неведомого орудия. Получалось, что именно она своим ударом и расколола старый вяз надвое.

Алешка попробовал выковырнуть шар из расщелины, но ничего не вышло. Дерево прочно держало причину своего несчастья. Алешка повисел на стволе еще пару минут, осматривая и ощупывая находку, пытаясь сдвинуть ее хоть на волос. Ничего не выходило. Здесь требовались топор и сильная взрослая рука.

На взрослую руку мальчик не надеялся – кто согласится тащиться к броду и рубить дерево из-за какого-то булдыгана, неизвестно почему застрявшего в стволе?

И тогда мальчик решился все сделать сам. Утащить из сарая топор, взять с собой пару поленьев для распорок и освободить таинственный шар, чтобы разобраться с ним не на весу, а в спокойной обстановке у себя во дворе.

Надев сандалии, Алешка помчался домой, позабыв даже проверить свои баллоны, где отдыхали в тот момент семь крупных мясистых пескарей.

* * *

Гендос соскочил с автобуса и, бросив водителю «Будь здоров!», бодро зашагал по наезженной стежке в сторону поселка. Не пройдя и двух сотен шагов, он услыхал за спиной гул двигателя. По звуку он определил, что едет «УАЗ» и что заправлялся он последний раз возле гаража «Сельхозтехники» – только там так бессовестно разбавляли бензин.

Не оборачиваясь, Гендос вскинул свою забинтованную руку. Если свои – сами остановятся, подберут, а если чужие, то тут уж следует намекнуть.

Оказалось, чужие. Желтый «уазик» остановился точно возле него. Стекла были опущены, внутри маялись от духоты двое незнакомых мужиков. Один – толстый и бородатый, в очках, в рубашке на заклепках – высунулся и спросил:

– Милейший, эта вот дорога – она куда?

– На поселок, – с некоторым удивлением ответил Гендос. Вопрос был откровенно глупым: всякий здесь знал, что эта дорога ведет только к поселку, и больше никуда. Для того и проложена, чтоб люди могли по ней добираться до поселка, сходя или съезжая с большака.

– Какой поселок?

– Пустозем, конечно, – ответил Гендос. – Здесь других нет, извиняюсь за выражение.

– Ну да, конечно. – Бородатый скрылся в кабине, шурша там какой-то бумагой. – Название оптимистичное, – добавил он.

– Вы, извиняюсь за выражение, меня-то подбросите? – напомнил о себе Гендос.

– Давай садись, милейший, – кивнул бородатый. – Заодно и поговорим.

Гендос забрался на заднее сиденье, принюхался. Машина была совсем чужая, издалека. Скорее всего из области. За рулем сидел мужик в повязанном на голову платке. Брови у него были белые, прозрачные, да и лицо казалось каким-то блеклым. Словно и не загорал человек никогда.