Избушка на козьих ножках - Дарья Калинина

- Но кто же в таком случае покушался на троих друзей? - задумчиво спросила Мариша. - Снова Колышев, которому стало жалко отданных денег?

- Нужно все-таки побольше узнать про него, про Колышева, - сказала Инна. - Теперь той информации, которую нам сообщил Бритый и которую мы получили от матери Колышева, явно недостаточно.

И она снова позвонила Бритому.

- Что еще нужно? - недовольно спросил Бритый. - Мои ребята и так землю роют, пытаясь найти дядю Колышева или хотя бы выяснить, кто он такой, где живет и чем дышит. А у меня у самого куча дел, помимо этой вашей сомнительной истории с тремя татуированными жертвами.

- Сомнительной! - фыркнула Инна. - Интересно, как ты заговоришь, когда узнаешь, что на кону стоит несколько сотен тысяч долларов.

Разумеется, Бритый тоже пожелал узнать точное количество сотен тысяч. И Инне пришлось пересказать ему все, что подруги узнали от Смайла, а тот в свою очередь от Игоря.

- Это многое меняет! - воскликнул Бритый. - Я сейчас же займусь личностью самого Виктора Колышева. Попытаюсь раздобыть его фотографию. И еще попытаюсь узнать подробности его побега. Ждите, я вам перезвоню!

И он отключил связь. Инна передала его слова друзьям.

- А нам что делать? - спросила Мариша.

- Лично я останусь с Жаном, - ответил Смайл. - Не хочу оставлять его одного. А вы/девочки, можете просто пойти и прогуляться. Чего вам в такую отличную погоду дома сидеть? Только я вас умоляю, не впутывайтесь больше ни в какую чертовщину.

Подруги ему торжественно поклялись, что будут паиньками, и выскользнули на улицу.

- Куда пойдем гулять? - спросила Мариша у подруги, когда они вышли на улицу и остановились, чтобы купить по банке пепси-колы.

- Какое гулять! - удивленно воскликнула Инна. - Нужно ковать железо, пока оно горячо!

- И как ты собираешься его ковать? - с интересом спросила у подруги Мариша.

- Нужно мчаться к матери Колышева и пытаться выяснить у нее имена его дружков, а также взять фотографию сыночка, - объяснила Инна. - Допустим, что имен дружков она действительно не знает. Но уж хотя бы одна фотография сына у нее должна найтись, как ты думаешь?

- Должна, - согласилась с ней Мариша. - Если только она ее в своем творческом бедлане найдет.

И подруги отправились снова в гости к Зинаиде Ивановне. И на сей раз дверь в квартиру была открыта, но хозяйка была в ней не одна. У нее в гостях находился мужчина, который явно был не в восторге от темперамента хозяйки и ее манеры вести беседу. Мужчина выглядел интеллигентно, но одет был скромно. И вообще ничего экстравагантного в его облике не было.

Хозяйка же, стоя в одеянии синего цвета, которое спадало с нее такими же длинными складками, как и незабываемый вишневый халат, как раз заканчивала перед гостем исповедь своей жизни. Даже не жизни, а одной сплошной трагедии. Судя по выражению лица мужчины, он думал лишь о том, как бы ему поскорей удрать, и очень жалел, что вообще оказался в пределах досягаемости Зинаиды Ивановны.

Но бедняге не было суждено вырваться в ближайшее время из цепких ручек впечатлительной актрисы. Случайно или специально, но Зинаида Ивановна плотно перекрывала собой единственный выход из комнаты, картинно опираясь на наличники. Так что ее гостю не оставалось ничего другого, как слушать хозяйку.

- Это снова вы! - недовольно заметила Зинаида Ивановна, оглянувшись на шум в прихожей позади себя и узнав подруг.

Но она тут же смекнула, что может извлечь из их появления несомненную выгоду, так как не могла не видеть, что ее малочисленная аудитория явно скучает. И Зинаида Ивановна встала в красивую позу, закинув голову назад и подняв левую руку, и провозгласила пронзительным голосом, от которого ее гость вздрогнул, словно по нему пропустили заряд электрического тока.

- Итак, вы снова явились терзать меня тягостными для моей души воспоминаниями? Явились рвать в клочья материнское сердце, и без того истерзанное жестокими людьми? О, тягостное бремя!

- Зинаида, мне, пожалуй, пора! - робко заикнулся гость актрисы, но та его просто не услышала.

- Мы вас надолго не задержим, - сказала Мариша. - Дайте нам фотографию вашего сына, и мы сразу уйдем!

- Я вырвала его из своего сердца! - закричала Зинаида Ивановна. - И кинула в пламя все его фотографии!

- В какое еще пламя! - тоже закричала Мариша. - У вас электрическая плита на кухне, я видела.

- Зинаида, мне правда пора, - снова подал голос гость.

- Сиди, Павел! - строго обратилась к нему Зинаида Ивановна. - В кои-то веки после окончания школы нам довелось встретиться, а ты куда-то рвешься. Неужели и ты, мой старый друг, хочешь нанести мне обиду? О, еще одно оскорбление! Павел, ты хочешь примкнуть к своре моих мучителей?

- Нет, нет! - заволновался гость. - Что ты!

- Тогда сиди! - сказала ему Зинаида Ивановна и повернулась к девушкам. - Если вам нужна фотография моего сына, идите к его подруге, - сердито сказала она им. - Адрес ее я вам дам. И телефон, если хотите, тоже.

Дело принимало интересный оборот.

- Вы ведь уверяли, что порвали всякую связь со своим сыном? - удивилась Инна. - И вообще твердили, что понятия не имеете, кто были его друзья.

- И я сказала правду! - воскликнула Зинаида Ивановна. - Со своими друзьями он меня не знакомил. Но я мать! И он познакомил меня со своей девушкой, с Татьяной. Они с Виктором даже собирались пожениться. Правда, Виктор после визита ко мне звонил и ужасно оскорбил меня, заявив, что Татьяна бросила его, а всему виной я. Ну, не обидно ли! И я в очередной раз пожалела, что не задушила этого негодяя еще в колыбельке!

- Зинаида! - воскликнул шокированный ее откровениями школьный друг. - Что ты говоришь!

- Не обращайте внимания, - посоветовала ему Мариша. - Просто у Зинаиды Ивановны такая манера выражаться. Когда привыкнете, то она вам даже, может быть, понравится.

К этому времени Зинаида Ивановна уже переписала из потрепанной записной книжки телефон и адрес Татьяны и протянула бумажку подругам.

- Уйдете вы, наконец?! - с досадой воскликнула она, видя, что подруги не торопятся очистить помещение.

- У вас точно нет ни одной фотографии вашего сына? - спросила у нее Мариша.

Зинаида Ивановна тяжело вздохнула, подошла к полочке и сняла с нее черно-белую фотографию грудного младенца, лежащего на животике и с трудом удерживающего собственную, довольно большую для такого крохи, голову.

- Вот! - сказала страдающая мать. - Это единственная фотография Виктора, которую я сохранила. Ему тут примерно четыре месяца. И я сохранила эту фотографию потому, что только до этого возраста Виктор еще не терзал мое сердце. Страдал только мой слух - по ночам он вопил, как оглашенный, не давая спать всему дому. Но по сравнению с тем, что он начал вытворять потом, это были просто цветочки. Так что тут он еще относительно хороший.