Медное царство - Виктория Князева

Волчица сработала молниеносно: метнулась к говорящему и мигом успокоила его ударом могучей лапы. Тот слабо всхлипнул и, скорчившись, затих на полу. Пересвет еще некоторое время продолжал распекать воинов, но затем сказал:

— Впрочем, я здесь не с тем, чтобы указывать вам на ненадлежащее несение службы. Я имею поручение от матери моей, царицы Рогнеды. Я должен говорить с плененным царем. Ведите меня к нему.

От толпы служак шустро отделился воин, тощий, как прутик, и воскликнул тонким голосом:

— Я отведу тебя к Далмату, царевич!

— Веди, — милостиво разрешил Пересвет, — а остальным прошу иметь в виду: обо всем творящемся здесь будет незамедлительно доложено царю Елисею и царице Рогнеде!

Воины сокрушенно качали тяжелыми с похмелья головами. Девицу тут же подхватили под белые рученьки и повели прочь, чтобы гневный царевич не увидел сего непотребства. Тощий вояка почтительно шагал впереди, оглядываясь и вздрагивая каждый раз, когда ему казалось, что Пересвет неодобрительно на него смотрит. Наконец он остановился перед дверью, уже знакомой Ване после его знаменательного ночного приключения в Серебряном дворце, и проговорил:

— Это, царевич, и есть опочивальня царевны Калины. Здесь же мы держим царя Далмата, неусыпно следя за каждым его шагом. Нужно ли мне сопровождать тебя на допросе?

— Не стоит, — строго ответил Пересвет, — возвращайся к своим и помни, что царица Рогнеда никому не прощает пьянства, блуда и вольнодумства!

— Слушаюсь, царевич, — поклонился воин и удалился на цыпочках, сокрушенно качая головой при мысли о грядущем возмездии.

Пересвет, убедившись в том, что стражник уже далеко, отпустил Ивана и шепотом спросил:

— Я тебя не задавил ненароком?

— Нет, — прохрипел Ваня, у которого отчаянно затекли спина и запястья, — напугал только.

— Это ничего, — улыбнулся Пересвет, — а теперь веди‑ка нас к царевне. Ты ведь с ней уже знаком? Да не просто знаком — в жены, говорят, сватали?

— Откуда знаешь? — изумился Иван. — Я тебе не рассказывал!

По лукавой морде волчицы Ваня понял, что это она обо всем поведала Пересвету, хотел было обидеться, но вместо того только рассмеялся:

— Эх ты какая! Сразу видно — женщина, не умеешь язык за зубами держать.

Веста только фыркнула. Открыли дверь, быстро прошли комнатушку, где раньше дежурили богатыри, охранявшие птицу‑огнецветку, и вошли в царевнину опочивальню. В нос сразу ударил резкий запах гари. Когда все трое пригляделись, увидели, что в светлице медленно тлеет занавеска, загоревшаяся от свечи. Ваня быстро подбежал, сорвал ее и затушил, затем отворил окно и впустил в светлицу свежий воздух. Только потом осмотрелись. На кровати под пологом, где прежде спала царевна Калина, теперь крепким сном спал царь Далмат. Сама Калина спала, свернувшись калачиком, на ковре рядом с окном, так что Ваня едва на нее не наступил. Он подошел к царю, который во сне казался просто маленьким старичком, и осторожно потряс за плечо:

— Батюшка царь!

Далмат не просыпался. Ваня потряс сильнее:

— Батюшка царь!

— А? — не открывая глаз, просипел царь и тут же заворчал горестно: — Да что же это такое! В мои‑то годы, в былые‑то годы… Мы пленникам хоть поспать спокойно давали ночью! Молодежь беспутная!

— Батюшка царь! — в третий раз воскликнул Иван. — Это же я, Ваня, помнишь? Я тебе живой воды и молодильных яблок обещался привезти — так вот, я принес!

— Ой, прочь, прочь! — отмахнулся царь, повернулся на другой бок и укрылся с головой толстым одеялом.

Ваня не отступал и закричал уже в самое ухо Далмату:

— Батюшка царь! Да что ж это такое, — он с отчаянием посмотрел на Весту, — не просыпается старик!

— Кто это старик? — мгновенно проснулся царь и гневно посмотрел на Ивана. — Это какой еще старик? Я еще, поди, поскриплю малость, потопчу землю, рано меня еще в старики записывать!

Ваня не мог удержаться от смеха, даже Пересвет и тот заулыбался.

— Царь Далмат, — наконец почтительно продолжил Иван, — али ты меня не помнишь?

— А? Кто? — Царь потянулся и потер глаза руками. — Ванька! Ты, что ли?

— Я, — заулыбался Иван, — я, царь‑батюшка!

— Экий ты прыткий! — покачал Далмат седой головой. — А я уж думал, ты все, с концами! Я‑то вишь как, — он скорбно пожевал губами, — на старости лет да в полон попал. И к кому! Не к ворогу какому, а к своему же приятелю давнишнему, Елисею‑царю!

Ваня хотел было рассказать, что царь Елисей тут ни при чем, но предпочел сразу перейти к делу. Он взял у Пересвета четыре молодильных яблока и кувшинец с живой водой и протянул их царю:

— Отведай, батюшка! Все, как ты просил, заслужил я у владыки Кусмана!

— Да неужто добыл‑таки? — не поверил царь.

— Добыл, — кивнул Ваня, — да ты пей, пей!

Далмат взял в руки кувшинец о двенадцати рылец и, смеясь, как ребенок, осторожно понюхал воду. Посмотрел на Ивана:

— Неужели и впрямь живая вода?

— Живая и есть, — уверил тот, — да ты пей, батюшка!

Царь охнул, еще раз понюхал, тронул пальцем, облизал его и вдруг, резко выдохнув, жадно припал к кувшинцу. Выпил едва ли не половину, затем вспомнил, что надо еще умыть глаза и, налив из самого нижнего рыльца себе воды в ладони, ополоснул лицо. Крякнул по‑молодецки:

— Эх, хороша водица, жаль, мало! Теперь закусить бы!

Он взял золотое яблочко и засунул его целиком в рот. Сжевал с хрустом, взял второе, съел, даже огрызка не оставил. Третье Далмат ел уже не спеша, явно наслаждаясь вкусом, обсосал все семечки и, подержав немного на ладони, проглотил и их. К четвертому яблоку царь и вовсе долго примеривался, смотрел на него, причмокивал губами, оглаживал пальцами. Вдоволь налюбовавшись, он откусил от него кусок и проглотил не жуя. Оставшееся он доедал мучительно долго, тщательно разжевывая каждый кусочек и что‑то пришептывая. Наконец с яблоками было покончено, и царь Далмат, довольно вздохнув, допил из кувшинца остатки воды.

— Вот так вот! — Он похлопал себя по животу. — Эх, хорошо, жаль только мало!

— И чего? — помимо воли вырвалось у Вани.

Царь посмотрел на него недоуменно:

— А чего дальше? Покушал — и на бочок!

— На какой еще бочок? — изумился Иван. — А молодеть ты, царь‑батюшка, собираешься или нет?

— Отчего мне молодеть надобно? — не понял Далмат. — При такой‑то жизни не то что молодеть, помрешь раньше сроку.

— Так яблоки же, — запротестовал Ваня, — молодильные‑то! И вода живая!

— Это как это живая? — сонно спросил царь. — Что ж ты раньше не сказал!