Центумвир - Александра Лимова

Яр остановился. Вадим обернулся, сунув руки в карманы брюк, склоняя голову вправо, очень спокойно сказал:

– Извините. Он случайно.

– Да не ты, а вон тот!

Ну, тебе же сказали, что он не специально. Глупый какой. Глупым тяжело иногда приходится.

– Пойду-ка я на лавочке посижу. – Заключила я, глядя как каменеет лицо Истомина.

– В пещере вырос, уважаемый? Извиняться не учили?

Яр извинился. Когда его костяшки были разбиты в кровь, мужики уже не требовали извинений, и, сжавшись на асфальте с хрипами и стонами, давали несбыточные обещания суровой мести.

А когда шел сам подготовительный к извинениям процесс Истомина, я хлебала вино на скамейке, глядя то на него, то на то, как Вадим давал пиздюлей там, где Артюхов с выскочившим из машины Игорем не вывезли.

Кровь на промёрзшем тротуаре, вино в руках, мужики ебашатся. Заебись живу.

Сначала даже позвала дурочку, визжащую и захлебывающуюся соплями в стороне, и периодически пытающуюся влиться (для вида) в потасовку, но ее оттаскивали зеваки (тоже для вида), но она ко мне присоединиться почему-то не хотела и предпочитала истерику

Вообще, Яр неплохо дерется, прямо видно, что не в новинку. Скорее всего, чем-то занимался, талантливый мой. По роду деятельности, на старте приходилось смотреть спортивные состязания, в том числе бои. Поэтому я смело заключила, что удар у Истомина точно поставлен.

Занимался явно, но, скорее всего, давно, ибо позорно пропустил удар в челюсть. Не то что бы прямо совсем, все же почти успел уклониться, но судейская коллегия в виде меня, ставит минус технике инопришеленца. А так красиво месит, молодец прямо, не страшно в подворотне с ним гулять, если ножик забуду.

И Алексеевич какой молодец, от босса не отстает. Вообще прямо не отстает…Это полосует внутри. Вадим вскинул голову, столкнулись взглядами. И от понимания для чего он смотрит, полосует еще больше. Прикрыла глаза и присосалась к бутылке.

– Извините, – сказал Яр, тяжело дыша и отходя от людей на асфальте.

Артюхов, когда Яр на него посмотрел, сплюнул выбитый зуб и невозмутимо кивнул, мол, все в поряде, царь Леонид, твои триста спартанцев без особых потерь одолели греков, правда, численным перевесом, но главное же победа.

Долгая дорога домой. Яр курил в окно и молчал. Ощущала, как спадает все, как внутри спадает то, что давило, то, что усилием и щелчками закрывалось. Кроме взгляда карих глаз. Снова, Вадим, нельзя быть таким. Нельзя, Хьюстон…

Нельзя на адреналине, на месиве, вскидывать голову, чтобы проверить, где я. Потому что тебе уебало в голову воспоминание другого боя, гораздо более опасного, где ты и твой маэстро  вкатывали тварей под асфальт. Нельзя смотреть вот так, потому что тебе в голову жестко уебало ассоциацией моих слез на своей ладони, распознаванием степени моего ужаса, когда прижимал к себе. И чем больше нарастал ужас, тем больше прижимал. И когда он поднял голову, взгляд карих глаз отражал все это. Трезвый, пристальный. Напряжённый. Снова не животный, снова не инстинкты, снова, сука, Хьюстон, мужской…

Мотя был прав, бог наказывает. Мотя не знает, что не только наказывает, но еще и проклинает, когда добавляет понимания, что людей никогда и ни при каких обстоятельствах нельзя предавать, не то что физически…

И изнутри полосует глубже, хотя, казалось бы, куда уж дальше… но уже не вены, глотку себе вскрыть хочется. Говорят, это очень больно…

Сука, что же ты аборт не сделала-то…

Усмехнулась. Несколько глотков и меня спасает тот, из-за которого тянет на дно тяжестью вины.

Положил руку на широкий подлокотник между нашими сидениями, ладонью вверх. Переплела пальцы. Сжал.

Прикрывая глаза и протяжно выдыхая, потянула его руку к своему лицу, приоткрывая губы.

– Нет. – Задержал. Протяжный выдох дыма в окно, откинутая на подлокотник голова и медленно повернул лицо, глядя на меня сквозь ресницы. – Не только моя кровь. – Сжал мои пальцы крепче и потянул к себе, целуя ладонь, не открывая глаз.

Усмехнулась. Привет, Яр, до свидания Ярый. Надеюсь, не скорого свидания. Мне надо до вашего возвращения успеть пиздюлей Яру навешать за то, что вел себя как свинья, а скопилось у меня два вагончика.

Так, за рулем Артюхов. При нем мне можно хуйню всякую нести, уже методом проб и ошибок я знала, при ком и как я могу разговаривать с Истоминым. Потому погнали:

– У меня сердечко сейчас остановится, – все равно негромко, так, чтобы Артюху не сильно слышно было сквозь гомон радио. Но он красавчик, не зря ж в особо приближенных бегает, прибавил сразу громкость. – Ярослав Андреевич, вы знаете, эти вот ваши жесты внимания… так тяжко без них. Я же баба в конце концов. Ну, иногда. Цветочки, поцелуйчики, прогулки под луной… – заткнулась, потому что снова телефоны. Да ну и хуй с ним.

Велел Артюхову остановиться, когда до дома метров триста оставалось.

– Пошли. – Отклоняя вызов, бросил мне он, забирая банку газировки из консоли между передними сидениями. – Прогулки под луной, блять. 

Так-так, не бухло взял, и решил уделить мне внимание. Инопришеленец снова вычеркнут из моего списка «расстрелять в первую очередь при отмене моратория на смертную казнь».

Шагала чуть позади него, роящегося в телефоне. Притормозил и подставил мне локоть.

Ух ты! Мне, по ходу, сегодня даже потрахаться перепадет! Ну, хвала богам, жизнь налаживается. Я счастливо улыбнулась и пригубила винище.

– Хватит столько бухать, – недовольно скривившись, выхватил у меня бутылку и отшвырнул. – Мне бухающая жена не нужна. На, – сунул банку газировки, – ты снова за ЗОЖ, я перебесился.

И очень жестко потрахаться. Ауф. Кеша, прости, но наша свиданка снова откладывается на неопределенный срок, хотя я тебе обещала сегодня.

– Жена-жена!.. хватит меня обзывать. – Фыркнула я. И, прищурившись, посмотрела на Яра, идущего рядом, зевающего и роящегося в телефоне, – а вообще, реально, когда мы поженимся?

– Когда ты мне предложение сделаешь, как полагается. – Почти прежняя обожаемая мной ирония.

– Я? – растерялась, но тут же решительно насупилась.

Истомин невозмутимо кивнул, а я, между прочим, при поддержке градуса в крови и облегчения, что все снова в своей колее, смело вошла в опасное состояние: «бонжюр, кураж».

– Да говно-вопрос! – отломила крышку с дыркой от банки газировки и, решив взять на понт идущего рядом со мной Истомина, только согнула ноги, чтобы встать перед ним на колено протягивая импровизированное кольцо, как он, резко поменявшись в лице, дернул меня за протянутую руку.

– Ты ебнутая вообще! – зло прошипел он, – да хватит в ноги падать!

– Тогда женись на мне! – гоготала я, упрямо подгибая колени. Подхватил за талию, я поджала ноги, оставшись в воздухе прижатая к нему.