Самурай - Сюсаку Эндо

Глубокая ночь в Ято. Тому, кто не знает ночи в Ято, неведомы настоящая тьма, молчание тьмы. Тишина – не просто отсутствие звуков. Тишина – это шелест опадающей в лесу за домом листвы, раздающиеся временами резкие голоса птиц, тень на стене фигуры человека, сидящего у огня.

«Мир бескраен. Но я больше не верю людям», – повторял про себя Самурай слова Кюскэ Ниси, глядя на золу в очаге. «Теперь ты должен жить тихо и незаметно, чтобы не привлекать к себе внимания», – вспомнил он слова господина Исиды. Перед его мысленным взором возникли Ниси и господин Исида, как и он сидящие в эту ночь безмолвно, понурившись.

Со дна шкатулки появилась небольшая пачка полуистлевшей бумаги. Ее отдал ему при расставании тот японец, который жил у озера в Текали. Этот человек, наверное, уже покинул Текали и ушел вместе с индейцами в какое-нибудь другое место. А может быть, умер. Мир бескраен, но везде люди страдают, как и здесь, в Ято.

Он всегда рядом с нами,

Он прислушивается к нашим страданиям и скорби,

Он плачет вместе с нами,

Он говорит нам:

Блаженны плачущие – ибо на небесах они утешатся.

«Он» – это тот худой, жалкий человек, распростерший пригвожденные руки и уронивший голову на грудь. Закрыв глаза, Самурай вспоминал того человека, каждый вечер смотревшего на него со стен комнат, в которых он жил. Сейчас Самурай почему-то не испытывал к Нему ни презрения, ни отчуждения. Ему даже казалось, что этот достойный сострадания человек чем-то похож на него самого, горестно сидящего у очага.

Он скитался по миру, но навещал не высокомерных и знатных, а бедных и страждущих и беседовал только с ними. До утра Он сидел с умирающими и до рассвета держал их за руку, а потом страдал вместе с оставшимися в живых… Не для того Он пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих.

Здесь жила женщина, многие годы продававшая свое тело. Однажды она узнала, что Он пришел по морю. Она побежала туда, где был Он, и пошла рядом с Ним, не говоря ни слова и лишь плача. Ее слезы мочили ступни Его ног. И Он сказал: перестань плакать, Бог знает о твоих страданиях и о твоей скорби; так что не страшись.

Точно обезумевшая, закричала птица – один раз, второй. Он сломал ветку и бросил в очаг, пламя слабо колыхнулось и стало пожирать сухие листья.

Самурай пытался представить себе, как японец в жалкой лачуге у озера исписывает страницу за страницей. Ночь там такая же непроглядно темная, как здесь, в Ято. Самураю казалось, что он смутно понимает, почему ему так необходимо было писать все это. Ему нужен был не тот бог, о котором твердят в церквах богатые падре, а человек, который бы защитил его и индейцев, покинутых всеми. «Он всегда рядом с нами. Он прислушивается к нашим страданиям и скорби, Он плачет вместе с нами…» Самураю померещился бывший монах, исписывающий своими каракулями страницу за страницей.

Приближалась первая зима после возвращения Самурая на родину. Из леса, окружавшего его дом, каждый день неслись сухие листья, и однажды он увидел в оголенном лесу голые, переплетенные сетью серебристые ветки.

Самурай, как и в прежние годы, вместе со слугами ходил в лес рубить деревья. Срубленные деревья шли либо на дрова и складывались вокруг дома наподобие высокой ограды, либо на выжиг угля – так всегда делали в Ято. В таком же, как у крестьян, коротком кимоно с узкими рукавами и в рабочих штанах, он с утра до ночи обрубал топориком сухие ветки, пилил деревья. Физический труд позволял ни о чем не думать. Взвалив на плечи гору хвороста и возвращаясь с Ёдзо и остальными домой, он в такт шагам всегда шептал про себя слова господина Исиды: «Тихо и незаметно, не привлекая к себе внимания, тихо и незаметно, не привлекая к себе внимания».

Во время работы, словно вспомнив что-то, он временами поглядывал на молча трудившегося Ёдзо. Как все крестьяне в Ято, он никогда не выдавал своих чувств и, встречаясь взглядом с хозяином, смотрел на него без всякого выражения. Но Самурай знал: в глубине его глаз таится та же покорность.

Даже этому преданному человеку Самурай после возвращения на родину не рассказал о горькой обиде, которую ему нанесли. А Ёдзо ни о чем не спрашивал. Но он был уверен, что ему лучше, чем остальным, лучше даже, чем Рику, понятна печаль Самурая. И, пусть немного, его утешало то, что рядом был Ёдзо, разделивший с ним все тяготы долгого путешествия.

К тому времени в Ято уже были убраны просо и редька и на голых полях, сверкая на солнце, стояли, точно буддийские монахи, скирды соломы. Увезут их – и до Нового года никаких дел, кроме выжигания угля, уже нет.

Однажды, когда и эта последняя работа, знаменующая конец осени, была закончена, Самурай увидел в небе Ято белых птиц.

Стоявший рядом с ним младший сын Гондзиро закричал:

– Белые лебеди!

– Верно, – кивнул Самурай.

Во время путешествия он много раз вспоминал этих огромных птиц.

На следующий день, взяв с собой Ёдзо, Самурай поднялся по горной тропинке к заросшему озеру у подножия горы. Этот холм, где когда-то стоял небольшой замок, густо порос кустарником; там и было озеро. Когда они подошли, оттуда взлетело несколько небольших уток.

Все это он уже видел в своих мечтах. На поверхности воды, освещенной неярким солнцем, плавали утки, они крякали, чистили клювы, а потом стайкой плыли к берегу. В некотором отдалении от них скучились кряквы с темно-зелеными шейками. В отличие от остальных уток они взлетали не стаей, а поодиночке.

Лебеди плавали на другом конце озера, вдали от остальных птиц. Время от времени они, покрутив головой, погружали ее в воду. А когда голова снова появлялась над поверхностью, в желтом клюве серебром сверкала рыбка. Устав плавать, они выбирались на берег и, широко раскинув крылья, чистили перья.

Он не знал, откуда прилетают сюда эти птицы и почему избрали крохотное озеро для своей зимовки; наверное, во время долгого путешествия некоторые из них погибают от голода.

– Эти птицы… – прошептал прищурившись Самурай, – они тоже пересекли безбрежное море и видели много стран.

Ёдзо, обхватив руками колени, неотрывно смотрел на озеро.

– Пожалуй, и правда… путь был долгим.

На этом разговор прекратился. Самурай подумал, что больше ему нечего сказать Ёдзо. Горьким был не только путь этих птиц. Несладким было и его прошлое, и прошлое Ёдзо, хотелось сказать Самураю.

Поднялся ветер, по озеру побежала рябь, утки и лебеди тихо поплыли в сторону от берега. Склонив голову, Ёдзо сидел с закрытыми глазами – Самурай догадался: он старается сдержать нахлынувшие на него чувства. Он даже подумал, что в профиль его верный слуга очень похож на того человека, который склонив голову был готов стерпеть любые мучения. «Он всегда рядом с нами. Он прислушивается к нашим страданиям и скорби…» Нет, Ёдзо никогда не оставлял Самурая, не оставит его и сейчас. Он всегда тенью следовал за ним. И ни разу и словом не обмолвился о горестях хозяина.