Клио и Огюст. Очерки исторической социологии - Вадим Викторович Долгов

В них, по мысли анналистов, должны были найти отражение все стороны бытия. Следовательно, именно человек мог послужить тем «камнем свода», в котором возможно было объединение усилий всех историков, работающих над различными участками постижения минувшего. История, таким образом, превращалась из науки о прошлом в науку о человеке и его сознании. Причем в сознании ученых особенно интересовали не столько индивидуальные, сколько типичные для исследуемого общества и эпохи черты, т. е. явления общественного сознания.

Особенно характерен для школы «Анналов» интерес к скрытым, потаенным уровням общественного сознания, не выраженным четко и не формулируемым эксплицитно, для которых был изобретен термин, получивший в дальнейшем самое широкое распространение – ментальность (mentalité). Оно было рассмотрено в главе, посвященной социальным нормам.

Кроме разработки темы ментальности школа «Анналов» привнесла в историческую науку новые методы изучения источников и новые правила построения концепций. Общефилософской основой их методологии стало неокантианство. «Именно здесь были продемонстрированы все сложности, которые порождает соотношение познающего субъекта и познаваемого объекта». Исторический источник как «вещь в себе» может быть совсем не равен тому, как он представляется исследователю. Поэтому нельзя идти на поводу у мистического «исторического факта», который якобы в готовом виде содержится в документах и коллекциях. Необходимо занять активную позицию по отношению к источнику. Ведь, хочет того исследователь или нет, он всегда выделяет (сам или по примеру других) из нерасчлененного потока жизни те или иные, важные на его взгляд, кусочки, сам придавая им значение и наименование фактов. Необходимо отдавать в этом отчет. Поэтому «исследование начинается не со “сбора материала”, как часто воображают, а с постановки, четкой формулировки проблемы и с вдумчивой разработки предварительного списка вопросов, которые исследователь желает задать источникам».

Указанный подход требует от исследователя предварительного определения теоретических основ производимой им работы. Противники метода возражают, что подобная «предубежденность» непременно приведет к искажениям в восприятии материала. Но на практике, даже на стадии сбора фактов, «непредубежденного» в полном смысле слова сознания, tabula rasa, быть не может, как бы этого ни хотелось. В самом выборе из общей массы «фактов» уже проявляется определенная предрасположенность и интуиция. Следовательно, речь может идти только об осознанных и неосознанных предварительных рабочих моделях. Первое, естественно, предпочтительней, так как может быть поставлено под контроль разума. Подводя итог нашего обзора, следует выделить основные идеи, общие для всех рассмотренных выше направлений.

Важной частью интеллектуального вклада школы «Анналов» является «тотальная история», основывающаяся по сути на абсолютизации синхронического метода.

Проиллюстрировать этот метод можно на примере известной русской сказки «Репка». Сказка делится на две большие части, первая из которых может служить иллюстрацией диахронического метода, а вторая – синхронического.

В первой части объектов повествования всего два – дед и репка. При этом события развиваются достаточно стремительно. Вот дед посадил репку – а вот она уже выросла. Событие показано в исторической динамике. Первая часть сказки охватывает период в несколько месяцев, а может, даже и полгода.

Вторая имеет совершенно иной характер. Течение времени в повествовании замедляется. Зато появляются новые персонажи. Мы узнаём, что дед женат. Его супруга – бабка, деятельно помогает ему по хозяйству и первой является на зов о помощи. Кроме того, мы узнаём, что вместе с дедом и бабкой живет внучка, что с неизбежностью свидетельствует о наличии у пожилой супружеской четы детей. Дети в повествовании не участвуют, но присутствуют в нем незримо. Во всяком случае, возьмись мы изучать историю семьи по этой сказке, детей бы мы учли обязательно.

В повествовании появляется Жучка. Единственный персонаж, названный в этой истории по имени. Почему для животного сделано такое исключение? Ни одному персонажу из людей или других животных такой чести не оказано. Это может служить материалом для самостоятельного историко-социологического исследования. Скорее всего, изначально в фольклорном варианте фигурировала не Жучка, а «сучка». Это слово рифмуется со словом «внучка» и хорошо вписывается в ритмический строй произведения. Но при попадании сказки из простонародной среды в более высокую по уровню образования общественную страту лексика ее стала восприниматься иначе. Как известно, слово «сука» или «сучка» может означать как вполне нейтральное понятие – самку животного подвида canis lupus familiaris, т. е. самку собаки, так и весьма экспрессивное ругательство. Понятно, что в сказке имеется в виду первое значение, но контаминация со вторым значением была неизбежна. Если бы внучка позвала не собачку, а кого-то, кого бы можно было назвать словом «сучка» во втором значении, мерное течение сказки приняло бы странный оборот. По счастью, среди эвфемизмов, обозначающих собаку, нашлось сходное по звучанию и количеству слогов слово – обычная собачья кличка «Жучка». Таким образом, сомнительное слово было заменено на понятное и при этом нейтральное.

Вслед за Жучкой появляются кошка и мышка. Таким образом, наш угол обзора значительно расширяется. Мы узнаём о новых объектах и о связи между ними. При этом бег по хронологической ленте резко замедляется, почти останавливается. Сколько прошло времени, пока дед сначала сам делал попытки вытянуть репку, а потом трудился над этим при помощи своих домочадцев? От силы пару часов. По сравнению с хронологической динамикой в первой части сказки это можно считать фактически остановкой.

Остановившись на ленте времени, исследователь делает широкий срез состояния общества, его культуры, на какой-нибудь один момент. Во-первых, это позволяет благодаря всестороннему, широкому сопоставлению единовременных событий и фактов вернее представить себе их взаимосвязь и истинное значение. Во-вторых, рождает некий эффект присутствия, «путешествия» в прошлое, наполненное живыми красками и образами.

Классический пример «тотальной истории» – фундаментальный труд французского историка Фернана Броделя «Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II». Принцип тотальности Бродель реализует следующим образом. Он разделяет повествование на три тома. В первом томе рассматриваются «структуры большой длительности» – т. е. факторы, которые в течение столетия практически не меняются. Это географический рельеф, климатические условия, природная среда. Второй том – «структуры средней длительности»: социальная организация, экономика, торговые пути и рынки, производство и сбыт. Эти исторические факторы проявляют более живую динамику, но меняются все-таки не каждый день и год, а могут оставаться стабильными на протяжении десятилетий. И, наконец, третий том – это история в обычном смысле слова, т. е. история событийная: войны, договоры, смена монархов и пр. Однако, будучи изображена на фоне, заданном первыми двумя томами, она воспринимается уже совсем иначе: более глубоко и объемно.

Уже само по себе детальное рассмотрение природных условий Средиземноморья может дать колоритные детали, позволяющие по-новому взглянуть на привычный материал. Например, соседство высокогорных и низменных районов позволило развивать весьма экзотическую сферу экономики: торговлю снегом. Бродель пишет: «Кто не видел горных снегов,