Непокорная - Ини Лоренц

– Настоящий казак умело сражается и саблей, и словом, – казалось бы, с довольным видом произнес Фадей, а затем подозвал к себе Карла и Йоханну. – Вы племянники капитана. Следовательно, имеете право сидеть рядом с ним.

– Мы не племянники, а всего лишь дальние его родственники, – ответила Йоханна, но последовала за братом к скамейке, которую воины установили для Адама и его приближенных.

Кроме близнецов и Адама на нее опустились Фадей, Игнаций и Лешек. Остальные уселись на землю и начали передавать стаканы по кругу. Адам поручил охрану четырем воинам, которых счел достаточно здравомыслящими, а затем несколько раз подряд наполнил свой стакан. Душу Османьского переполняла печаль. Последние три года были тяжелыми, но он и его подчиненные успешно сражались с превосходящими их числом воинами Азада Джимала. Теперь же Адам должен был покинуть эту крепость, где приобрел определенную репутацию, и начать все заново в другом месте, где его никто не знал.

– Пей, малыш! – услышал он голос Фадея и увидел, что казак налил водку в стакан Йоханны.

– Ты баба или мужик? – спросил охмелевший Добромир.

Йоханна на мгновение стиснула зубы, затем взяла стакан и выпила водку залпом. Крепкий напиток обжег ей горло, но девушке удалось сохранить невозмутимость.

– Ты тоже выпей, – сказал Фадей Карлу и произнес тост за здоровье Адама.

Никто не заметил, что казак лишь пригубил, а затем тайком вылил содержимое своего стакана. Фадей тут же приказал налить ему еще, соблазняя остальных своим примером.

После третьего стакана Карл встал:

– Кто-то должен нести караул на одной из башен, иначе татары с легкостью захватят крепость. Тебе тоже не следует больше пить!

Последние слова были обращены к Йоханне, которая в этот момент как раз поднимала полный стакан, собираясь чокнуться с Лешеком. Она явно уже выпила больше, чем следовало.

Чтобы сестра, забыв об осторожности, не опьянела, Адам забрал у нее стакан. Девушка не хотела его отдавать и пролила бóльшую часть водки.

– Твой брат прав: маленьким мальчикам не следует пить водку. Ступай в свою комнату и проспись! – резким тоном приказал ей Османьский.

Йоханна уставилась на стакан, который теперь был в руке у Адама, затем посмотрела на свой влажный рукав и ядовито прошипела:

– Ты – дьявол, который думает только о себе и отбирает чужие владения!

Удивленный, Адам сощурился. Хоть он и знал, что эта девушка его ненавидит, он никак не ожидал такого обвинения. Фадей, сидевший напротив, довольно потер руки: высказывание Йоханны отлично вписывалось в его планы.

– Ступай! – крикнул Адам девушке.

– Так будет лучше, – сказал Лешек. – В противном случае завтра у тебя будет болеть голова, а желудок станет твоим врагом.

Йоханна мгновение помедлила, затем развернулась на каблуках и ушла. Она почувствовала, что ступает отнюдь не так уверенно, как обычно.

Прошло какое-то время, прежде чем Йоханна смогла уснуть. За окном звучало пение пьяных мужчин; кроме того, девушка неоднократно слышала, как Фадей провозглашал тосты в честь Османьского. Несмотря на опьянение, она удивлялась поведению казака, ведь в последнее время он отзывался о капитане весьма недоброжелательно.

– Возможно, Фадей просто рад от него избавиться, – пробормотала Йоханна и перевернулась на другой бок.

Наконец на улице стало тише, и вскоре девушка услышала, как кто-то вошел в дом и открыл дверь в ее комнату. Заметив свет от потайного фонаря, Йоханна открыла глаза:

– Карл, это ты?

– Как ты себя чувствуешь? Тебе не следовало столько пить.

Упреки были последним, что Йоханна хотела сейчас услышать. Она застонала и снова закрыла глаза:

– Я устала. Ты тоже ложись спать.

– Я как раз собирался пойти в свою комнату, но сперва решил проверить, все ли с тобой в порядке.

Йоханна сказала себе, что ей не следует злиться на брата за его заботу. Если бы не он, остальные давно бы поняли, что она девушка, а не парень.

– Со мной все хорошо, – ответила она. – Я не стала бы пить слишком много, даже если бы и хотела, поэтому тебе и Османьскому необязательно было меня останавливать.

– Если тебе не нравится, что я за тебя тревожусь, в следующий раз я не скажу ни слова. Только не жалуйся потом, когда будешь лежать на земле пластом, не в состоянии подняться на ноги, – ответил Карл.

Он был обижен из-за того, что Йоханна ответила ему так высокомерно.

Она тут же это заметила:

– Прости, Карл! Знаю, ты хотел как лучше и мне следовало тебя послушаться!

– Ничего страшного. Крепких снов! – Недовольство Карла исчезло так же быстро, как и появилось. Он наклонился к сестре и погладил ее по волосам. – Я люблю тебя.

– Я тебя тоже! – сказала Йоханна, заставив себя улыбнуться.

Она услышала, как Карл покинул ее комнату и направился к себе. Вскоре после этого кто-то еще вошел в дом и споткнулся обо что-то.

– Черт! – услышала девушка голос Османьского и злорадно ухмыльнулась.

Йоханна пожелала, чтобы утром у него были синяки на ногах или большая шишка на голове.

Чуть позже стало тихо и девушка почувствовала, что ее одолевает сон.

Несмотря на то что Фадей, казалось, много выпил, он не был таким трезвым уже несколько недель. С презрительной усмешкой он смотрел на людей, которые, будучи не в силах добраться до своих казарм, лежали прямо на земле по всему двору. Никто из них не проснется до утра. Таким образом, у него было достаточно времени, чтобы сделать то, что он задумал.

– Следите в оба! – крикнул он стражам, стоявшим на угловых башнях.

– Не думаю, что это нам поможет, если вдруг явятся татары. Сегодня ночью никто из наших уже не встанет на ноги, – улыбнувшись, ответил один из солдат; он тоже выпил водки – больше, чем следовало бы караульному.

Фадей был уверен, что этот страж заснет еще до полуночи. Другой выглядел более трезвым, но его внимание было сосредоточено на окрестностях, а не на том, что происходило в крепости.

– Я тоже пойду спать! – Фадей помахал стражам рукой и отправился в казарму, где жил, когда Османьский был здесь.

Взглянув на товарищей, которые смогли добраться до своих кроватей, казак увидел, что они тоже крепко спят. Чтобы кто-то из них, случайно проснувшись, не догадался, что его кровать пуста, Фадей свернул свой кафтан и накрыл его одеялом. В слабом свете единственного фонаря казалось, будто казак спит в своей постели.

Чтобы сделать картину еще более убедительной, Фадей снял сапоги и поставил их рядом с кроватью. Он также повесил свой ремень с саблей на крючок, а затем прокрался к двери. Если не считать пьяного храпа солдат, повсюду царила тишина.