Непокорная - Ини Лоренц

– Сомневаюсь! – завопил какой-то горлопан. – Треть того, что мы отняли у татар, Османьский забрал себе!

– На вырученные деньги я купил порох, свинец и припасы, а также одежду и обувь для вас, – спокойно ответил Адам.

– Расскажи это своей бабушке! – закричал тот же мужчина. – Ты наверняка наполнил свои сумки золотом, в то время как нам оставил лишь несколько жалких грошей!

Кое-кто из его приятелей начал во все горло ему поддакивать, и Фадей подумал, что, возможно, ему не стоит вмешиваться в этот спор. Но поскольку его сторонники были в меньшинстве, а Адам умело обращался с саблей, казак изменил свое решение.

– Тихо! – приказал он друзьям. – Я сам видел, как Османьский покупал все это для нас. Многие из вас носят обувь, приобретенную на деньги из нашего военного бюджета. Вам должно быть стыдно перед капитаном за эти обвинения! До сих пор он ни разу не давал нам повода для сомнений.

Слова Фадея удивили многих, особенно Йоханну. Но она тоже видела повозки, на которых в крепость привозили продовольствие и снаряжение. Здесь Османьского действительно не в чем было упрекнуть.

Крики утихли. Теперь на Фадея были направлены разочарованные взгляды его приятелей. Адам вскочил на пустую бочку, стоящую перед одной из хижин, и поднял руку:

– Я могу взять с собой двадцать четыре или двадцать пять человек. Кроме того, со мной также отправятся Кароль, Ян и Лешек, который больше не пригоден к военной службе.

– Я тоже хочу отправиться с вами! – крикнул Игнаций.

К нему присоединилось несколько человек, в том числе и Добромир. Вначале многие колебались, но затем почти семьдесят человек изъявили желание поехать с Османьским.

Исполненный ярости Фадей смотрел на них. «Они поляки, – думал он, – а поляки не хотят служить под командованием казака». До сих пор авторитет Османьского распространялся и на его заместителя. Но без польского капитана отряд наверняка распадется. Тоска Фадея по родине и желание отомстить своим врагам становились все сильнее, и он готов был сделать все, чтобы осуществить задуманное.

Большое количество людей, которые хотели следовать за ним, поставило Адама перед тяжелым выбором. Данилович не зря настаивал на том, чтобы он взял с собой пару десятков человек. С другой стороны, Османьский не хотел обижать солдат, которые три года сражались вместе с ним плечом к плечу.

Адам надеялся, что Фадей сделает что-нибудь такое, что побудит людей остаться. Но казак держался в стороне, как будто все это больше его не касалось. Постепенно Адам начал сожалеть о том, что назначил Фадея новым капитаном крепости, и задумался, не лучше ли передать эту должность Игнацию. Мышковский был хорошим воином, но провел с отрядом не так уж много времени и потому еще не успел завоевать необходимый авторитет.

– Я возьму всех, кто захочет ко мне присоединиться, – пробормотал Османьский себе под нос, сидя в своей комнате и составляя список всадников.

Он собирался выдать Фадею и его друзьям месячное жалованье из собственных денег, чтобы они могли отправиться на поиски новой службы. Адам задумался над тем, что делать с крепостью, и в конце концов решил ее сжечь. Великому гетману Яблоновскому она не пригодится. Кроме того, Османьский не хотел, чтобы здесь поселились грабители или, еще хуже, татары.

– Кароль, зайди ко мне! – крикнул он в открытое окно.

Брат Йоханны появился так быстро, словно поджидал где-то поблизости.

– Да, капитан?

– Я хочу пересчитать оружие и припасы, имеющиеся в крепости. Выбери, что мы сможем взять с собой. Остальное нужно будет сжечь.

– Как прикажете! – Карл отсалютовал ему и вышел наружу.

Адам удивленно посмотрел ему вслед. Когда в Замостье он расстался с Игнацием, Йоханной и ее братом, между ними были дружеские отношения. Но теперь Карл вел себя официально, как будто перед ним был незнакомец.

– Черт знает что здесь произошло! – пробормотал Османьский.

Внезапно ему захотелось покинуть комнату. Он встал, надел пояс с саблей и вышел на улицу. Неподалеку от дома Адам увидел Йоханну и Лешека и подошел к ним.

– Похоже, ты благополучно пережил свое дурацкое приключение, – сказал он Йоханне.

Та гневно посмотрела на него:

– Спасение брата нельзя называть дурацким приключением!

– В следующий раз позволь действовать взрослым мужчинам, – сказал Адам и указал на Лешека. – Ты позаботишься о нем по дороге, ясно? Лешек поедет верхом, несмотря на то что у него всего одна нога. Мы должны передвигаться быстро и не можем обременять себя повозкой.

– Я и сам управлюсь! – воскликнул Лешек.

– Я сказал, что Йо…ан позаботится о тебе, значит, так и будет.

Адам чуть не назвал ее Йоанной. Однако он никому не хотел открывать ее тайну. Ему казалось чудом, что Йоханне до сих пор удавалось хранить свой секрет. Конечно, ей помогал брат, но нужно быть слепым, чтобы не распознать в ней девушку. Османьский задумался о том, как отвезти Йоханну к своей матери. Поездка через Мехув означала бы задержку на несколько дней, а Рафал Данилович приказал ему подойти к Варшаве как можно скорее. «Я должен найти способ доставить ее домой уже оттуда», – сказал себе Адам и отвернулся.

Йоханна раздраженно посмотрела ему вслед:

– Кем он себя возомнил?

– Он наш капитан. И если он приказывает, мы должны либо повиноваться ему, либо убираться прочь, – улыбнувшись, сказал Лешек и похлопал ее по плечу. – Вдвоем мы справимся. Ты лишь поможешь мне залезть на коня, а затем спуститься с него. А если ты закрепишь достаточно длинное путлище,[11] я смогу опираться на стремя деревянной ногой.

– Ты знаешь, что я с радостью помогу тебе, Лешек. Для этого мне не нужен приказ этой напыщенной обезьяны! – прошипела, как рассерженная кошка, Йоханна.

Тут во дворе раздался голос Фадея:

– Эй, парни! Не грустите. Все когда-то подходит к концу. Давайте лучше посмотрим, сколько у нас осталось водки. Или вы собираетесь вылить ее в степи?

– Конечно же нет! – заорал один из его друзей.

– Значит, давайте вытащим на улицу бочки и устроим праздник – если, конечно, вы не против, капитан, – обратился Фадей к Адаму и манерно поклонился.

Османьский немного подумал и кивнул:

– Мы все должны выпить напоследок. Как-никак, мы несколько долгих месяцев были товарищами и многое пережили за это время…

– Вы слышали, что сказал капитан: он не возражает! – Фадей засмеялся и первым наполнил стакан. – За вас, Османьский! Пусть звезда вашей славы сияет вечно!

– С чего это ты так высокопарно заговорил, казак? Неужели вдруг стал поэтом? – рассмеявшись, спросил Добромир.