Лавкрафт - Глеб Елисеев

HEL. HELOYM. SOTHER. EMMANVEL. SABAOTH. AGLA. TERTRAGRAMM AT ON. AGYROS. OTHEOS. ISCHIROS.

ATHANATOS. IEHOVA. VA. ADONAI. SADAY. HOMOVSION. MESSIAS. ESCHEREHEYE»)[237].

Объяснен этот момент в романе может быть двояко: либо Лавкрафт в середине 20-х гг. XX в. воспринимал христианского Бога в качестве злого божества, что маловероятно, учитывая неверие, давно ставшее его принципиальной позицией. Либо он планировал расширить пантеон Великих Древних, введя в него божеств различных религий, как исчезнувших, так и продолжающих существовать, имея миллионы приверженцев. В такой интерпретации уже вся история религиозной мысли человечества выглядела бы как одна огромная «ошибка интерпретации» — люди всегда принимали могущественных инопланетян за богов.

Однако, если подобная идея и пришла в голову Лавкрафта при написании романа, впоследствии он от нее отказался. Изобретать собственных богов на страницах книг оказалось интереснее, нежели еще раз показывать, как якобы ошибаются люди, придерживающиеся современных религиозных традиций.

Хотя Лавкрафт и довел «Историю Чарльза Декстера Варда» до конца, результатами проделанной работы он явно был разочарован. Текст показался ему громоздким и старомодным, вряд ли способным кого-либо заинтересовать. Поэтому он отложил его в «долгий ящик», и роман пролежал в архиве писателя до самой его смерти. Издана сокращенная версия «Истории Чарльза Декстера Варда» была лишь в 1941 г., в двух номерах «Уиерд Тейлс».

Впечатляющим финалом, завершившим творческий подъем Лавкрафта, начавшийся после его возвращения из Нью-Йорка в Провиденс, оказался рассказ «Сияние извне». (На русский язык название также переводилось как «Космический цвет» и «Цвет из иных миров».) Это произведение относится к числу наиболее литературно совершенных и, пожалуй, является самым пугающим во всем лавкрафтианском наследии. Сам Лавкрафт хорошо осознавал художественную силу «Сияния извне» и очень ценил этот рассказ, относя его к числу своих несомненных удач.

Мрачная атмосфера рассказа начинает нагнетаться с первых его строк, ставших почти хрестоматийными: «К западу от Аркхэма высятся угрюмые кручи, перемежающиеся лесистыми долинами, в чьи непролазные дебри не доводилось забираться ни одному дровосеку. Там встречаются узкие лощины, поросшие деревьями с причудливо изогнутыми стволами и столь густыми кронами, что ни одному лучу солнца не удается пробиться сквозь их своды и поиграть на поверхности сонно журчащих ручьев. По отлогим каменистым склонам холмов разбросаны древние фермерские угодья, чьи приземистые, замшелые строения скрывают в своих стенах вековые секреты Новой Англии. Там повсюду царит запустение — массивные дымоходы разрушены временем, а панеллированные стены опасно заваливаются под тяжестью низких двускатных крыш»[238].

Анонимный рассказчик производит геодезические замеры в местности западнее Аркхэма, где планируется создать обширное водохранилище. Расспрашивая местных жителей об окрестностях, он узнает о существовании загадочной Испепеленной Пустоши и неких жутких событиях, впоследствии прозванных «страшными днями». В ходе своих изысканий геодезист натыкается на «пустошь» и оказывается поражен ее странным видом: «На всем протяжении моего пути через пустошь я не встретил ни малейших признаков растительности. Повсюду, насколько хватало глаз, недвижимо, не колышимая ни единым дуновением ветра, лежала мельчайшая серая пыль или, если угодно, пепел. В непосредственной близости от пустоши деревья имели странный, нездоровый вид, а по самому краю выжженного пятна стояло и лежало немало мертвых гниющих стволов. Как ни ускорял я шаг, а все же успел заметить справа от себя груду потемневших кирпичей и булыжника, высившуюся на месте обвалившегося дымохода, и еще одну такую же кучу там, где раньше, по всей видимости, стоял погреб. Немного поодаль зиял черный провал колодца, из недр которого вздымались зловонные испарения и окрашивали проходящие сквозь них солнечные лучи в странные, неземные тона»[239].

Продолжив расспросы, главный герой сталкивается со странным явлением — местные упорно советуют не прислушиваться к бредням старика Эми Пирса. В итоге рассказчик, естественно, решает обратиться именно к нему. (Благо, что Пирс и живет недалеко от Испепеленной Пустоши.) И старик действительно оказывается главным хранителем правды о событиях, случившихся в 1882 г. и сопровождавшихся рядом загадочных смертей.

Все началось с метеорита, упавшего на ферме Нейхема Гарднера, в те годы находившейся там, где ныне простиралась только пустошь. Обнаружив метеорит, хозяин фермы вызвал ученых из Мискатоникского университета, которые были крайне поражены свойствами и внешним видом небесного гостя: «Он действительно оказался мягким, как глина или как смола, и потому небольшой кусочек, который ученые мужи унесли в университет для анализа, им пришлось скорее отщипнуть, нежели отломить от основной глыбы… На наковальне он только подтвердил свою податливость, а в затемненной камере — люминесцентность. Его нежелание остывать окончательно взбудоражило весь технологический колледж. И после того, как спектроскопия показала наличие световых полос, не имеющих ничего общего с полосами обычного спектра, среди ученых только и было разговоров, что о новых элементах, непредсказуемых оптических свойствах и прочих вещах, которые обыкновенно изрекают ученые мужи, столкнувшись с неразрешимой загадкой»[240]. Более того, при вскрытии метеорита внутри его обнаружилось шарообразное тело («глобула»), совершенно неописуемого цвета — «да и цветом-то его можно было назвать лишь с большой натяжкой — настолько мало общего имел он с земной цветовой палитрой»[241]. От обычных метеоритов находка с фермы Гарднеров отличалась еще и тем, что быстро уменьшалась в размерах, а затем и исчезла полностью.

Однако эта история оказалась лишь прологом к жутким напастям, обрушившимся на Нейхема Гарднера и его семью. Урожай, весной грозивший стать чудесным, полностью пропал — «к нежному вкусу плодов примешивалась неизвестно откуда взявшаяся тошнотворная горечь и приторность, так что даже малейший надкус вызывал непреодолимое отвращение. То же самое творилось с помидорами и дынями…»[242]. В окрестностях фермы стали появляться жутковатые растения и видоизмененные животные. «Сам Нейхем выразился по этому поводу достаточно определенно: однажды он заявил, что его беспокоят следы на снегу. На первый взгляд то были обыкновенные беличьи, кроличьи и лисьи следы, но наметанный глаз потомственного фермера уловил нечто не совсем обычное в рисунке каждого отпечатка и в том, как они располагались: таинственные следы только отчасти соответствовали анатомии и повадкам белок, кроликов и лис, водившихся в здешних местах испокон веков. Эми не придавал этим разговорам большого значения до тех пор, пока однажды ночью ему не довелось, возвращаясь домой из Кларкс-Корнерз, проезжать мимо фермы Нейхема. В ярком свете луны дорогу перебежал кролик, и было в этом кролике и его гигантских прыжках нечто такое, что очень не понравилось ни Эми, ни его лошади. Во всяком случае, понадобился сильный рывок вожжей, чтобы помешать последней стремглав броситься наутек»[243].