Женское счастье - Наталья Никишина

Теперь ей тридцать лет, а она по сию пору заставляет себя ходить прямо, не сутулясь. Тело по привычке чуть сгибается вперед, чтобы грудь казалась меньше… Пять лет, как Ирина замужем. Но замужество не прибавило ей уверенности в себе. Скорее наоборот. Она вспомнила, как полгода назад они с Игорем собирались в театр. Модный спектакль. Должен был съехаться весь бомонд. Она плевала на этот бомонд с высокой колокольни, но спектакль хотела посмотреть. Там играли актеры, обожаемые ею с детства. И готовилась к выходу с радостью. Платье лиловое, сильно открытое, шло к пышному узлу золотисто-каштановых волос. Колготы любимого серого цвета удачно подчеркивали изящные узкие щиколотки и крутой изгиб икр. Туфли из замши чуть прикрывали кончики пальцев и пятки. Она вертелась перед зеркалом и обернулась к подошедшему мужу с тем оживленным лицом, что предполагает восхищение. Но Игорь посмотрел скучающе и пробормотал:

— Ты, Арина, чрезвычайно старомодна. Полное отсутствие стильности. Кажется, что от тебя нафталином попахивает.

Ирина видела, как гаснет в зеркальном отражении улыбка на ее лице, но понимала, что муж, конечно, прав. Платье, хотя и куплено в дорогом бутике, на ее фигуре теряет все свои достоинства. Уж такое у нее свойство: любые самые остромодные вещи на ней приобретали такой вид, словно их достали из бабушкиного комода. Вслух она сказала только:

— Игорь, прошу, ну не называй ты меня Ариной!

Не так давно он стал называть ее не Иркой и не Иришей, как раньше, а именно Ариной. Она не выносила этого. Ей казалось, что таким образом муж пытается примазаться к тем неведомым ей кланам, у которых были родовые гнезда, семейные драгоценности и где при любой власти детей называли Марфиньками и Георгиями. Но она не знала своих прадедов, не играла в детстве на чердаке старого дома, не качалась в гамаке в старом саду и посему могла быть только обычной Ириной.

В театре она невнимательно смотрела спектакль и все возвращалась мыслями к тому, что сказал Игорь… Впрочем, он говорил ей множество малоприятных вещей. Ирина не обижалась. Игорь был ее единственной любовью. Его власть над Ириной родилась давным-давно, еще во времена ее студенчества. Она влюбилась в него страстно, отчаянно, тряслась и краснела, если он спрашивал что-то… Ее любовь была заметна всем, и над Ириной даже не потешались, так это было глупо. Игорь — мечта всех красавиц вуза, и провинциальная, дурно одетая, неуклюжая девица. Он был похож на английского лорда. Или принца. Из какого-нибудь европейского исторического фильма. Высокий, светловолосый, с небрежными и эффектными повадками. Замечал ли он ее поклонение, ее трепет? Вряд ли. У него была своя, далекая от институтских интриг жизнь. Иногда какая-нибудь красотка удостаивалась чести быть им замеченной и приглашенной в некие сферы. Потом она долго была в центре внимания всего потока. И уже на защите диплома он вдруг стал замечать Ирину. Она совсем потеряла голову от счастья и только с ужасом думала, что ей после защиты нужно возвращаться домой и оборвется этот трепет, это ожидание ежедневного чуда, когда он подходил к ней и звал в какое-то кафе или на выставку. После их второй ночи Игорь сказал: «Это хорошо, что ты умеешь вовремя уходить». И этой фразой узаконил необязательный стиль их отношений. Ирина во время их встреч почти ничего не соображала от желания соответствовать ему, удивительному, невероятному. А потом часами разбирала свои ошибки и промахи… Она не поехала домой после защиты диплома, моталась по редакциям, хваталась за любую халтуру, чтобы оплатить комнатушку, которую снимала в древней коммуналке. Два года Игорь то приближал Ирину к себе, то отталкивал. Но неожиданно для всех знакомых сделал ей предложение. Разве она могла отказаться от этой несбыточной мечты, от этого триумфа?

Сейчас она стояла перед зеркалом. И мысли, воспоминания мелькали в ее сознании не словами или последовательными картинами, а теми вспышками чувств, что жили в ней когда-то и теперь вдруг на мгновение возвращали ее назад. Лицо женщины то грустнело, то освещалось улыбкой. Это был тот момент провала в никуда, который иногда застает человека посреди дела или отдыха и выключает из действительности, так что потом не можешь понять, кто ты и как здесь оказался. Наконец она очнулась и обнаружила, что стоит совершенно голая в спальне и уже покрылась «гусиной кожей»…

Нужно было быстро собираться, складывать вещи. Ей предстояло путешествие на край света. Алина, ее знакомая, режиссер телевидения, заманивала народ на какой-то фестиваль в очень далекий северный город. Но народ предпочитал фестивали в других местах, желательно приморских, и лететь в какую-то Тмутаракань не спешил. «Тебе-то что? — убеждала Алина Иру. — Ты и так пожизненно отдыхаешь! Поехали! Бери аккредитацию — и махнем. Там экзотика: алмазы, золото, олени… Мамонты, наконец!» Ирина согласилась. И вовсе не из-за вымерших давно мамонтов. Просто ее тяготило собственное настроение, настроение женщины, не понимающей, зачем она живет. У нее было все, что входит в перечень хорошей жизни: красивый, умный муж, чудесные свекор и свекровь, квартира, машина… Родителям она посылала крупные — по провинциальным масштабам — деньги. Неизменная Жанка, так и не вышедшая замуж, только завистливо охала, приходя в гости. «Счастливая ты, Ирка», — повторяла она, быстрыми сорочьими глазками озирая красивую мебель, старинные иконы, изысканные дамские мелочи в ванной. И Ирина соглашалась с ней: дом был и впрямь хорош, жизнь налажена, а родители мужа, жившие отдельно, любили ее и баловали подарками. И все же поутру она открывала глаза в предчувствии тоски, что наваливалась на нее неотвратимо и тяжело. Она часто просыпалась первой и долго смотрела на мощную, мускулистую спину Игоря. Он следил за собой, ходил в тренажерный зал, сидел на диетах. Методично поддерживал идеальный вес… И, глядя на его загорелую спину, она ждала, когда он проснется. Иногда она успевала сбегать в душ, почистить зубы, причесаться и снова ложилась рядом. Она надеялась, что, проснувшись, он притянет ее к себе, прижмет и что-то переменится, станет простым и понятным. Но Игорь по утрам не был расположен к любовным играм. Он потягивался, целовал ее в щеку, бодро вскакивал и отправлялся на утреннюю пробежку. А она оставалась лежать, чувствуя себя глупой кошкой, которая опять упустила мышь. И нельзя сказать, чтобы между ними вообще не происходило близости. Игорь любил обставлять эти моменты торжественно. Она уже днем видела его вопрошающий взгляд. К вечеру он доставал хорошее вино из бара. Сам накрывал красивый стол. На руках относил ее из ванны в постель. Проделывал неизменный обряд целования ее тела. Но в ней что-то сопротивлялось и не давало забыться в минутах счастья. Иногда Ирине казалось, что это от слишком напряженного ожидания момента. И когда он наступал, она чувствовала себя заводной игрушкой, которую достали, и теперь эта игрушка должна немного пожужжать и подергаться… Она видела себя со стороны, нелепой, слишком большой, неумелой… Пыталась повторять жесты и движения, которые подсмотрела в эротических фильмах, следила, чтобы волосы лежали красиво на шелке подушки, изгибалась страстно, стонала. Но кто-то, сидящий в ее голове, не имеющий имени, не знающий, что она — Ирина, которая обожает своего мужа, фиксировал пристально и холодно дурацкие телодвижения и слишком громкие вздохи. И тогда в отчаянии она целовала Игоря и повторяла тысячу раз: «Люблю, люблю…» А потом неделями ругала себя, что опять пропустила тот миг, когда можно было все исправить. И вновь стерегла Игоря утром, после ночи, проведенной так близко и так врозь. Ей показалось, что такая дальняя поездка может что-то сломать в размеренном ритме их жизни… Что-то переменить… Поэтому она убедила редактора, пообещала привезти уникальные материалы и вместе с группой телевизионщиков, актеров и режиссеров отправилась на край света.