Маркус Вольф - Леонид Млечин

Восточные немцы послушно внимали. Но вовсе не в каждом случае принимали рекомендацию к исполнению. Немцам было вменено в обязанность составлять подробные отчеты о встречах с советскими товарищами. Вышестоящие чиновники внимательно изучали, что именно говорят посланцы Москвы. Иногда им это сильно не нравилось. Если дело доходило до Ульбрихта, он требовал убрать советского работника.

В штате представительства КГБ состояли не только разведчики, но и сотрудники других управлений Комитета госбезопасности. Вербовать агентуру в братской стране оперативным работникам запрещалось. То есть нельзя было оформлять отношения, брать подписку о готовности сотрудничать, заводить личное и рабочее дело и присваивать псевдоним. Но в этом и не было нужды. Восточногерманские чиновники охотно шли на контакт с советскими представителями, были с ними необыкновенно откровенны и рассказывали всё, что знали. Добрые отношения с влиятельными советскими чиновниками были залогом успешной карьеры. Если, конечно, и сама встреча и то, что на ней говорилось, были санкционированы Ульбрихтом.

Юлий Квицинский рассказывал: «Ульбрихту не нравилось, что наши сотрудники колесили по ГДР и искали непосредственную информацию о положении на местах. Она нередко отличалась от оценок, которые поступали после фильтрации через райкомы и обкомы в ЦК СЕПГ. Это не позволяло В. Ульбрихту чувствовать себя уверенным при контактах с нашим руководством в Москве. Он не скрывал своего раздражения по поводу такого порядка, норовя всякий раз ударить по рукам тех, кто особенно активничал в сборе информации».

Причем руководители ГДР позволяли себе даже гневаться на советских послов и жаловаться на них в Москву. Ни один из послов не смог угодить Ульбрихту и Хонеккеру. Восточный Берлин просил Москву отозвать и Георгия Максимовича Пушкина, и Михаила Георгиевича Первухина, и Михаила Тимофеевича Ефремова, и даже Петра Андреевича Абрасимова, который пребывал в уверенности, что его в ГДР обожают.

Москва неизменно шла навстречу просьбам и пожеланиям Восточного Берлина. Так что посольская должность в ГДР была почетной и заметной, но незавидной. Восточные немцы ничего не прощали советским друзьям, вели счет всем их прегрешениям и при удобном случае выкладывали на стол.

Семнадцатого октября 1964 года посол СССР в ГДР Петр Абрасимов подписал сопроводительное письмо, адресованное секретарю ЦК КПСС Юрию Андропову, ведавшему отношениями с социалистическими странами: «При этом направляем перевод полученной из ЦК СЕПГ информации об откликах в ГДР на последний Пленум ЦК КПСС и решение Президиума Верховного Совета СССР».

Это был отчет о реакции граждан ГДР на большие кадровые перемены в Москве:

«Решения об освобождении товарища H. С. Хрущева от обязанностей первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета Министров вызвали у многих членов партии и среди всех слоев населения большое удивление и ошеломление.

Во многих имеющихся высказываниях отмечается, что отставка товарища Хрущева достойна большого сожаления, потому что он был умным и большим политиком, обладавшим большим авторитетом во всём мире… Высказывается удивление, что сообщение ТАСС было так коротко сформулировано и что в этом сообщении вообще не отмечаются заслуги товарища Хрущева. Многие граждане выражают сомнение в том, что отставка товарища Хрущева объясняется болезнью и преклонным возрастом…

Во многих дискуссиях высказывается озабоченность по поводу того, не приведет ли изменение руководства КПСС также к изменению в германской политике. Многие граждане опасаются, что с отставкой Хрущева Советский Союз отходит от своей прежней роли в германской политике. Считают, что поездка в Федеративную Республику не состоится. В этой связи очень часто высказывается мнение, что Хрущева потому сместили, что он хотел поехать в Западную Германию и тем самым в своей политике мирного сосуществования зашел слишком далеко. Многие подобные высказывания ставятся также в связи с поездкой Аджубея в Западную Германию».

Главный редактор «Известий» Алексей Иванович Аджубей не подозревал, что за ним пристально следят офицеры разведки ГДР. Маркус Вольф имел поручение присматривать за любыми контактами советских чиновников с западными немцами. Его люди обо всём разузнавали через агентуру внутри ФРГ.

Веселый, обаятельный, компанейский и артистичный Алексей Аджубей покорил сердце дочери Хрущева Рады. Ходила тогда такая шутка: «Не имей сто друзей, а женись, как Аджубей». Шутка не имела отношения к реальности. Алексей Аджубей был прирожденным газетчиком и все свои должности занимал по праву. Как выразилась одна его сотрудница, «он любил газету, как женщину». Другое дело, что не будь он зятем Никиты Сергеевича, едва ли его карьера оказалась бы столь стремительной.

Аджубей стал главным редактором «Комсомольской правды», затем «Известий», которую превратил в самую интересную газету страны. Ходили слухи, что зять первого секретаря ЦК метил на место министра иностранных дел, поскольку «для Никиты Сергеевича Аджубей — первый авторитет». Ясное дело, Аджубей лишился своего кресла, как только его тесть перестал быть руководителем государства.

«Больше всего меня потрясло, — вспоминал Юлий Квицинский, — когда Вальтер Ульбрихт через несколько дней после отстранения „своего друга Никиты Сергеевича“ переправил в Москву магнитофонную пленку с записью разговора у себя дома в самой интимной и дружеской обстановке с хрущевским зятем А. Аджубеем. Разумеется, Аджубей распустил в тот день язык, но ведь его подловить было надо, причем делать это с холодным расчетом, что материал когда-нибудь сможет пригодиться».

Алексей Иванович точно не рассчитывал, что его станут записывать в гостях у Ульбрихта. Для главы партии и государства как-то мелковато.

А история с его командировкой в Западную Германию в июле 1964 года и в самом деле вышла громкая. Алексей Аджубей поехал в ФРГ по приглашению коллег-журналистов, но встречался с видными политиками — правящим бургомистром Западного Берлина Вилли Брандтом (будущим канцлером), председателем Христианско-социального союза и бывшим министром обороны Францем Йозефом Штраусом и тогдашним федеральным канцлером Людвигом Эрхардом.

Алексей Иванович, в силу своего особого положения и внутренней самостоятельности (и, пожалуй, самоуверенности), говорил и рассуждал за границей свободнее, чем любой советский чиновник самого высокого ранга.

«Во время летней поездки в ФРГ, — записал в дневнике Владимир Семенов, который в Министерстве иностранных дел курировал германское направление, — Аджубей, оказывается, многажды повторял, что Ульбрихт не вечен, что он стар и у него будто бы рак, намекал, что Россия не раз сдерживала орды монголов, катившиеся на Европу…

Вспоминаю, как Аджубей говорил мне перед поездкой в ФРГ:

— Я к вам заеду, конечно, и к Громыко. Вы же знаете эти дела. А в общем я найду, что сказать.

И не приехал, конечно».

А в Восточной Германии ревниво следили за всеми советскими руководителями, приезжавшими в ФРГ. Всякое неосторожное слово трактовалось как предательство идей социализма. Доверенные люди Маркуса Вольфа заботливо записывали всё, что в Бонне говорил Алексей Иванович Аджубей. И в нужный момент предъявили претензии Москве. В октябре 1964 года полученный из ГДР донос на Аджубея стал желанным подтверждением порочных действий хрущевского зятя. Его не только сняли с должности главного редактора «Известий», но и вывели из состава ЦК.