Мое прекрасное забвение - Джейми Макгвайр

– Он все еще в городе?

Я ничего не ответила.

– Где он остановился?

– Трентон, ты сегодня очень устал. – Я соединила пальцы рук и поднесла их к губам. – Последние несколько дней прошли как в кошмаре. Ты слишком остро на все реагируешь.

– Где остановился этот негодяй? – закричал Трентон.

На его шее и лбу надулись вены, а сам он задрожал.

– Не могу тебе сказать.

– Скорее не хочешь, – проговорил он, тяжело дыша. – И ты просто… позволишь ему и дальше морочить нам голову?

Я молчала. Правду открыть я не могла, поэтому не было никакого смысла что-либо говорить.

– Ты меня любишь? – спросил он.

– Да! – выкрикнула я и потянулась к нему.

– Кэми, почему ты не скажешь ему? – Трентон отстранился. – Почему не скажешь, что ты со мной?

– Он знает.

– Тогда все решено. – Трентон потер нос ладонью и кивнул. – Единственный способ дать ему понять, чтобы он держался от тебя подальше, – это надрать ему зад.

Я знала, что все так и будет. Знала – и все равно пошла на это.

– Ты же обещал.

– Хочешь воспользоваться козырем? Почему ты его защищаешь? Я не понимаю!

– Я защищаю не его! А тебя!

– Кэми, я его найду. Выслежу его, а когда мы встретимся…

В кармане у меня зажужжал телефон, потом еще раз. Я вытащила его и посмотрела на экран.

Наверное, Трентон заметил выражение моего лица, поскольку выхватил мобильник у меня из рук.

– «Нам нужно поговорить», – прочитал он сообщение. От Ти-Джея.

– Ты же обещал!

– Ты тоже обещала!

Его голос прогремел среди ночной тишины, отдаваясь эхом на пустой стоянке. Он был прав. Я пообещала сохранить секрет Ти-Джея, а также пообещала любить Трентона. Я не могла сдержать оба обещания. Я встречусь с Ти-Джеем. Пора убедить его, чтобы он освободил меня от этой ноши, но нельзя допустить, чтобы Трентон проследил за мной. Если я увижусь с Ти-Джеем, Трентон возненавидит меня. Насколько я знала, Ти-Джей улетал завтра. Тогда я и поеду к нему.

– Кэми, я тебя не понимаю. Ты еще не разлюбила его? В этом все дело?

– Дело совсем не в этом. – Я сжала губы, терзаемая угрызениями совести.

Грудь Трентона вздымалась в бешеном ритме. Он горячился все сильнее. Он швырнул мой телефон через улицу и принялся расхаживать взад-вперед, уперев руки в бока.

Телефон приземлился в траву, прямо под фонарем через дорогу.

– Принеси его, – ровным голосом произнесла я.

Трентон покачал головой.

– Принеси его! – прокричала я, указывая в сторону фонаря.

Когда Трентон широким шагом направился туда, чтобы найти в темноте мой маленький черный мобильник, я воспользовалась случаем и быстро подбежала к джипу. Мотор фыркнул, потом наконец завелся. Трентон тут же возник возле моего окна.

Он несколько раз постучал, его взгляд вновь смягчился.

– Детка, открой окно.

Я сжала руль и исподлобья посмотрела на Трентона, мои щеки были мокрыми от слез.

– Прости. Я найду твой телефон. Но ты не можешь вести машину расстроенной.

Я уставилась прямо перед собой и отпустила тормоз.

Трентон прижал ладонь к стеклу:

– Кэми, если хочешь уехать, хорошо, но перелезь на соседнее сиденье. Я отвезу тебя туда, куда захочешь.

Я покачала головой:

– Ты все равно узнаешь. И тогда конец всему.

Трентон нахмурился:

– Что узнаю? Конец чему?

Я повернулась к нему:

– Я все тебе расскажу. Хочу рассказать. Но не прямо сейчас.

Я выжала сцепление, включила заднюю передачу и сдала назад. Опустила подбородок и всхлипнула.

– Детка, посмотри на меня! – взмолился Трентон, продолжая стучать в мое окно.

Я сделала глубокий вдох, включила первую передачу, затем подняла голову и посмотрела перед собой.

– Кэми, ты не можешь ехать в таком состоянии… Кэми! – крикнул он мне вслед.

Я доехала до выезда со стоянки, и вдруг распахнулась пассажирская дверца и Трентон, тяжело дыша, запрыгнул внутрь.

– Детка. Останови машину.

– Что ты вытворяешь?

– Остановись и пусти меня за руль.

Я выехала на улицу и направилась на запад. Я не собиралась к Ти-Джею, а теперь, когда Трентон был в машине, совершенно не знала, как поступить. И вдруг до меня дошло. Я просто привезу его к Ти-Джею. Пускай все откроется. Ти-Джей сам заварил эту кашу. Если бы он оставил меня в покое, ничего не случилось бы. Но сначала пускай Трентон немного остынет. Нужно просто ехать вперед.

– Кэми, останови машину.

В голосе Трентона появились тревожные нотки, которых я раньше не слышала. Он был взволнован, но старался сохранять спокойствие. Это сбивало с толку.

Я шмыгнула носом и потерла глаза рукавом.

– Ты меня возненавидишь, – сказала я.

– Я не буду тебя ненавидеть. Остановись, и я, если захочешь, буду всю ночь ехать куда глаза глядят. Мы сможем все обсудить.

Я покачала головой:

– Нет, ты возненавидишь меня, и я все потеряю.

– Камилла, ты не потеряешь меня. Клянусь Богом! Но ты все едешь и едешь! Мы уже на окраине города и вскоре окажемся на бездорожье. Остановись же, черт побери!

В этот момент две светящиеся фары слились в одну. Я едва заметила их краем глаза, и вдруг моя голова с силой ударилась о стекло, разбивая его на тысячи кусочков. Некоторые осколки вылетели наружу, но большинство осыпалось мне на колени или разлетелось по салону джипа. Машина проскочила перекресток и свалилась в кювет. На несколько мгновений время словно замерло, а потом джип стал переворачиваться. Раз. Два. А дальше я сбилась со счету, потому что все вокруг почернело.

* * *

Очнулась я в комнате с белыми стенами и белыми жалюзи, которые не позволяли солнечному свету просочиться внутрь. Я поморгала, пытаясь осмотреться. Над головой висел телевизор с выключенным звуком. По нему показывали старые серии «Сайнфелда». От моих рук тянулись провода и трубочки, подведенные к нескольким капельницам. Тихонько пищали приборы. В переднем кармане больничной рубашки лежала коробочка, от нее шли провода, заканчиваясь присосками на моей груди. С одной стойки капельницы свисали пакетики с прозрачной жидкостью, которая равномерно поступала мне в вену. Трубочки держались на моей руке с помощью кусочков клейкой ленты.

Прямо под своей рукой я обнаружила голову с короткими каштановыми волосами. Это был Трентон. Он сидел возле кровати, прижимаясь щекой к матрасу. Левую руку он положил мне на ноги, вторая, покрытая толстым слоем ярко-зеленого гипса, опиралась на кровать. На гипсе уже имелось несколько подписей: Трэвис написал слово «Подкаблучник», Эбби Эбернати подписалась «Миссис Мэддокс», а Хейзел оставила ярко-красный след от губной помады.