Изумрудный атлас - Джон Стивенс

— Почему нет? — Слезы безостановочным потоком катились по лицу Эммы.

— Он не может отвести нас к ним прямо сейчас, — тихо проговорил Майкл. — Сначала он должен остановить Графиню.

— Заткнись! — заорала Эмма, а потом сорвала у Майкла со свитера значок, врученный ему королем Робби, и зашвырнула в угол. — Плевала я на твою дурацкую медаль!

— Эмма, прекрати!

Но Эмма вырвалась из рук Кейт:

— Не прикасайся ко мне! Ты врала нам! Ты должна была нам рассказать, но врала нам!

— Я знаю, я виновата. — Кейт снова потянулась к сестре, но та опять отпихнула ее прочь.

— Я тебе сказала: не трогай меня!!

Когда Эмма вскочила с дивана, Кейт тоже встала, и на этот раз младшая сестренка не стала вырываться и позволила обнять себя; Кейт чувствовала, как она напряжена и разгневана, но все равно продолжала крепко-крепко прижимать ее к груди и тихо шептать слова утешения, пока рыдания Эммы не стали тише и ее тело не расслабилось.

Наконец Кейт спросила:

— Все в порядке?

Эмма кивнула, шмыгнула носом и вытерла рукавом лицо. Потом отошла в угол комнаты и подобрала значок Майкла.

— Прости. Надеюсь, он не поцарапался.

Майкл натужно хохотнул.

— Ты думала, что можешь поцарапать творение рук мастеров-гномов? Просто смешно! — Потом он посмотрел на сестру и улыбнулся по-настоящему. — Брось, все нормально.

— Итак, — продолжал доктор Пим, когда все снова расселись и Майкл вернул значок на место, — поверьте, я прекрасно понимаю, до чего это все сложно и как сильно вы хотите увидеть своих родителей. Даю вам слово, что как только Графиня будет побеждена, а дети освобождены, я отвечу на все ваши вопросы. Но сейчас нам предстоит грандиозное дело, и слишком много жизней зависит от нашего успеха. Мы обязаны думать только об этом.

— Но разве вы не можете сказать нам хоть что-нибудь? — спросила Кейт. — Где они живут? Где работают? Хоть что-нибудь!

Доктор Пим вздохнул.

— Хорошо. Ваши родители — ученые. Профессора.

— Что? Наши родители — учителя? — Судя по голосу Эммы, эта новость совсем не привела ее в восторг.

— И какова область их исследований? — важно спросил Майкл.

Эмма громко застонала.

— Сегодня у тебя праздник, да?

— Они историки магии. Должен сказать, в научном мире к этому предмету относятся без должной серьезности. Но ваши родители верят в важность того, чем занимаются. И они оба всегда интересовались Книгами начал. Кстати, именно благодаря этому интересу они и познакомились. На конференции в Эдинбурге. Ваша мать представила доклад, не оставивший камня на камне от теории о том, что в девятом веке одной из Книг начал якобы владел японский сёгун Росё-Гудзи, называемый также Пожирателем жизней. Ваш отец подошел к ней после выступления, и через полгода они поженились. Как видите, дети, Книги начал у вас в крови!

— А вы как с ними познакомились? — спросила Кейт.

— Видите ли, все это время я продолжал разыскивать две оставшиеся книги и в ходе этих изысканий регулярно следил за современными научными исследованиями. Ознакомившись с работами ваших родителей, я понял, что это люди, которым можно доверять. Мы начали работать вместе. Разумеется, в то время я и понятия не имел о том, кем окажутся их дети! Хотя, когда я оглядываюсь назад, то понимаю, что уже тогда были некие признаки… — Он пожал плечами и уронил руки. — Но потом, через четыре года, сразу после Рождества, Катерина вдруг появилась в моем кабинете, и все началось.

При упоминании о Рождестве перед глазами Кейт внезапно ожило воспоминание, и она увидела высокого худого мужчину, стоявшего в дверях ее детской. Это воспоминание относилось к последней ночи, которую она провела с родителями. Кусочки мозаики наконец соединились, и Кейт поняла, почему ей все время казалось — и в библиотеке дома в Кембриджском водопаде, и в гномьем подземелье — что она уже когда-то встречала доктора Пима раньше…

— Это были вы! Это вы забрали нас у родителей!

— Возможно. Но повторяю, ты говоришь о том, чего еще не было.

— Прекрасно, — кивнула Кейт. — А что вы имели в виду, когда сказали «кем окажутся их дети». Кто мы такие?

— Вы трое особенные. И когда-нибудь, когда у нас будет время, я все вам объясню.

Кейт начала препираться. Они имеют право знать…

— И вы все узнаете. В нужное время. Кэтрин, ты должна научиться доверять мне. — Доктор Пим встал. — А теперь я хочу посмотреть, как дела у Робби и Габриэля.

— Постойте! — попросил Майкл. — Скажите хотя бы, как наша фамилия?

— Ваша фамилия? Что ж, думаю, это я могу вам сказать. Ваша настоящая фамилия… Уибберли.

Дети переглянулись.

— Уибберли? — переспросила Кейт. — Вы уверены?

— О да. Уибберли, именно так.

— Но в приюте нам сказали, что наша фамилия начинается на букву «П»!

— Вот как? Чудеса!

— Но ведь это вы должны были посоветовать им так нас назвать! — возразила Кейт. — Это же вы привезли нас в приют! Почему вы сказали назвать нас П, если наша настоящая фамилия Уибберли?!

— Полагаю, я пытался запутать следы и спрятать вас. Дети У — это был бы слишком очевидный намек.

— А почему нельзя было просто дать нам другую фамилию? — не сдавался Майкл. — Смиты! Или Джонсы! Да любую, какую угодно. Если бы вы знали, как мы ломали головы, пытаясь отгадать, какая фамилия скрывается за этой буквой!

— Гм, полагаю, это я упустил из виду. Приношу вам свои извинения. А теперь я должен идти. Поговорим позже.

После ухода волшебника дети долго молчали. Из-за двери доносился шум готовящейся к выступлению армии.

— Уибберли… — наконец сказала Кейт. — Мне нравится.

— Ага, — согласился Майкл. — Звучит здорово.

— А мне все равно нравится Пингвин, — вздохнула Эмма. — Но Уибберли, кажется, тоже неплохо.

— Простите меня, — сказала Кейт. — Я должна была рассказать вам о том, что видела нашу маму. Наверное, я просто… просто боялась, что если расскажу, то все потеряю. Потеряю ее. Снова.

— Я понимаю, — ответил Майкл. — Вот почему я все записываю. Все так легко забывается. А когда запишешь, то знаешь, что это останется с тобой.

Майкл погладил рукой свою тетрадь, и Кейт внезапно увидела его совсем другими глазами — мальчика, у которого была отнята целая жизнь и который судорожно пытался удержать хотя бы то, что у него осталось.

— Теперь ты нам расскажешь? — попросила Эмма. — Пожалуйста.

Кейт посмотрела на них обоих, увидела, что они все еще ей доверяют и всегда будут доверять, и ей вдруг стало непонятно, как она могла утаить от них такое воспоминание. О чем она думала? Образ матери принадлежал им всем — или никому. Вызвав воспоминание, Кейт поняла, что оно уже сильно поблекло и отодвинулось в прошлое. Но она и не подумала впадать в панику. Она заставила себя сосредоточиться на том, что помнила: на одежде, которая была на их матери, на цвете ее волос, на сказанных ею словах, и чем больше она рассказывала, тем больше вспоминала: она описала теплый голос матери, маленькую родинку на ее щеке и ее руку, лежавшую на ручке двери; она рассказала брату с сестрой о комнате, об огне в очаге, о красных и коричневых завитках на ковре, о заваленном столе доктора Пима и о тихом снегопаде за окном; и очень скоро Кейт показалось, будто она снова перенеслась в прошлое и очутилась перед своей матерью, только на этот раз Эмма и Майкл тоже были с ней, и это было их общее воспоминание. Кейт знала, что со временем ее брат с сестрой, каждый по-своему, изменят и приукрасят детали этой истории: одежда на маме станет другой, и слова она скажет совсем другие, и даже снегопад за окном, возможно, превратится в ливень, но это не имело никакого значения; Кейт все равно было легко и радостно от того, что она поделилась с ними своим воспоминанием о матери, и теперь они будут вместе хранить его и сберегут гораздо лучше, чем она смогла бы сделать это в одиночку.