Дети Силаны. Паук из Башни - Илья Крымов

– Лишь опустив руки, ты окажешься на свалке, Бри. А я знаю, ты этого не сделаешь, потому что ты настоящий л’Мориа! Ты воин, который будет бороться, пока бьется сердце и горячая кровь течет в венах.

– Я такой же настоящий л’Мориа, как ратлинги в ближайшей мусорной куче.

– Глупость, сказанная умным таном, глупа вдвойне. Хоть они и не принимают тебя, ты воплощаешь все, чем они гордятся. Это неодолимое упорство в достижении поставленной цели. «Костьми поляжем, долг исполнив лишь».

– Я не…

– Очнись, Бри. Ты действительно уверовал в собственное бессилие или просто хочешь, чтобы тебя успокаивали и переубеждали как маленького ребенка? Если первое, то ты жалок, если второе, то идем в постель, и я буду менять твое отношение к миру, пока ты не ринешься в бой с пламенным сердцем и холодным разумом. Хочешь?

Я закрыл глаза, будто стыдясь смотреть на нее, а она обжигала своей щекой мою ладонь, тани, которая знает, кто я и чего хочу, лучше меня. В жизни и в постели.

– Мне кажется, как бы безумно это ни звучало, Ким, что кто-то пытается уничтожить империю. Как тебе такое?

– Звучит как бред безумного проповедника из Края.

– Да.

– Но знаешь что, Бри, чем безумнее проповедник, тем страшнее его бред, а если проповедник не так уж и безумен, то наступает время бояться. Ты не безумен, Бри. Значит, у твоих выводов есть основания. Значит, грядет время страха.

Она умолкла надолго.

– Это хорошее вино.

– Ты знал, что каждый смотрит на мир по-своему?

– Правда?

– Да. Каждый тэнкрис, человек, люпс, все смотрят на мир по-своему. Ты знаешь, что каждый видит цвета по-своему? Но их нельзя описать, и все смотрят на один и тот же цвет, видят его, узнают, одинаково называют, но каждый видит его по-своему.

– И лишь ты одна во вселенной знаешь разницу. Ты удивительна, Ким.

– Мне нравится смотреть на себя твоими глазами. Ты видишь меня красивой, такой, какой я сама себя не вижу.

Ее щека греет мою ладонь. Мне кажется, что я прикасаюсь к раскаленной печи, но почему-то это приятно.

– Ты и сейчас это делаешь?

– Да. В твоих глазах я так красива…

– Не могу представить, кто может не видеть твоей красоты.

– Бри, идем. Я задвину шторы и раздену тебя.

– Почему ты постоянно это делаешь?

– Раздевать мужчин забавно. Таков мой ритуал. А какой у тебя ритуал?

– Никакого.

Это неправда. Мой ритуал – быть за спиной, прятаться от ее взгляда, чтобы она не смотрела мне в глаза, ведь всякий, кто смотрит мне в глаза, становится моим врагом.

Позже, когда любовная лихорадка спала и захотелось говорить, мы говорили. Ким рассказала мне, как утром прошлого дня, когда «Розовый бутон» уже закрылся, к воротам подъехал стимер, едва не врезавшись в кованые створки. За рулем сидел Инчиваль, на которого страшно было смотреть. Его перенесли внутрь, обеспечили уход, а стимер надежно спрятали. Ким решила, что если за таном л’Файенфасом кто-то гнался, то не стоит оставлять ему лишних наводок. Конечно же Ким не пожелала сообщать никому о произошедшем, даже мне, хотя знала, что я буду искать друга. Она правильно рассудила, что первым делом я сам приду к ней, а посыльного всегда могут перехватить. Поэтому никто не смог найти угнанный стимер господина Грачека. Еще Ким отдала мне сумку, которая была на пассажирском сиденье. По ее словам, никто так и не смог открыть застежку, а самому пострадавшему сумка ни к чему.

Уходя, я еще раз зашел к Инчивалю. Меня все еще терзали сомнения, я хотел окружить тут все своими людьми, но понимал, что Ким никогда в жизни этого не допустит, а толку может оказаться люпс наплакал. Овчинка выделки не стоила.

– Муки совести терзают вас, тан л’Мориа? – спросил старик, продолжая медленно раскачиваться в кресле.

– Думаете, мэтр?

– Не обязательно быть вами, чтобы видеть чужие чувства, митан. Достаточно быть очень старым. Уверены, что в бедах ваших близких виновны вы?

– Чушь. Мои близкие могут катиться в Темноту. Большинству из них я сам придам ускорение хорошим пинком.

– Большинству. Но если есть большинство, то есть и меньшинство, и чем оно меньше, тем оно ценнее. Рано или поздно понимаешь, что можешь остаться в мире, в котором никому не нужен. И тогда, будь их хоть сотня, хоть тысяча, людей, которые вам дороги, все равно будет слишком мало. И тогда становится страшно.

Посмотрев на Инча, я вытянул из кармана плаща сверток с осколком камня Акара.

– Мэтр, я могу попросить вас о небольшой услуге?

– Зависит от того, насколько эта услуга будет затруднительна и сколько вы мне за нее заплатите.

– Затруднительность услуги определите сами. Как и цену. Вот сверток. Возьмите его в руки и скажите, что ощущаете.

– И все? – Маг с подозрением посмотрел на сверток. – Сами-то вы что чувствуете?

– Ничего. Я намеревался отдать это на изучение Инчивалю, но сейчас у него более насущные проблемы. Так как, беретесь?

Оркрист протянул руку, и я положил в нее сверток. Спустя короткий миг мой дар упал на пол, а маг отдернул руку, будто от раскаленного металла.

– Ни за какие деньги мира я больше не возьму эту штуку в руки, – прошептал он яростно, буравя меня бешеным взглядом.

– Что вы почувствовали?

– Убирайтесь!

– Что вы почувствовали?

– Ничего! Я ничего не почувствовал, я перестал чувствовать!

– Магию?

Маг, пышущий гневом, вдруг словно бы потерял силы, развалился в кресле, разбитый старческой немощью.

– Даже на один момент… это было страшно. А я-то, дурень, решил, что ничто в этом мире меня уже не напугает. Нет, митан, если подыхать, то подыхать магом, а не каким-то бессильным старым слизняком. Уходите, прошу.

– Себастина, забери.

Мы покинули «Розовый бутон».

Вернувшись домой, я зарылся в самые новые отчеты по слежке и, постоянно теребя застежку на сумке Инчиваля, начал впитывать информацию. Я провел с Ким весь день и на этот момент не спал уже больше суток. Не такое уж большое напряжение для тэнкриса, если только не приходится постоянно метаться из одного конца столицы в другой, пытать людей, искать пропавшего друга и оказываться причиной народных восстаний. Ответом всем невзгодам стали ударные дозы кофе.

– Вам необходимо поспать, хозяин.

– Знаешь, что меня раздражает, Себастина?

– Усталого тана раздражает многое.

– Меня раздражает, что я не могу знать, когда спят мои враги. Если бы я знал это, я бы мог спать в то же время, не боясь, что даю им фору. А сейчас меня преследует страх того, что засну я в своей стране, а проснусь на ее руинах, потому что мои враги не спали… Враги никогда не спят, это условие диктует мне страх, диктует паранойя! Почему они напали на дом Инчиваля? Он ничего не знает, а его светлый ум не пригоден к ведению расследований или чего-то подобного. Оружие, которое я у них украл? Эта дурацкая поделка? Стоила ли она того, чтобы убивать его? Хотели ли они убить его или просто похитить? Шантажировать меня? Но зачем? Если они не хотят, чтобы я собирал обломки этой головоломки, то не логичнее ли убить меня? Они не могут? Они знают, кто ты, и понимают, чем закончится любая лобовая атака?