Как устроен мир на самом деле. Наше прошлое, настоящее и будущее глазами ученого - Вацлав Смил

несмотря на обещания нового и смелые начинания, старые схемы и подходы в конечном итоге берут верх, подготавливая почву для следующего раунда неудач. Тех читателей, кто в этом сомневается, я попрошу вспомнить свои ощущения во время финансового кризиса 2007–2008 гг. и непосредственно после него и сравнить их с посткризисным опытом. Кого в конечном итоге обвинили в том, что финансовая система едва не рухнула? Какие основные меры (исключая вливания новых денег) были приняты для реформирования сомнительных подходов и для устранения экономического неравенства?[639]

Если вернуться к примеру COVID-19, это упрямство означает, что никто никогда не будет отвечать за многочисленные стратегические просчеты, гарантировавшие неверное реагирование на пандемию еще до ее начала. Вне всякого сомнения, разного рода слушания, а также статьи экспертов предложат списки рекомендаций, но они будут проигнорированы и не окажут никакого влияния на глубоко укоренившиеся привычки. Принял ли мир какие-либо разумные меры после пандемий 1918–1919, 1958–1959, 1968–1969 и 2009 гг.? Правительства не обеспечили адекватный запас необходимых товаров для борьбы с будущей пандемией, и их реакция оказалась такой же непоследовательной — и беспорядочной, — как и раньше. Прибыль от массового выпуска товара в одном месте оказалась важнее менее уязвимого, но более дорогого децентрализованного производства. Люди снова стали летать по всему миру и покупать круизы в никуда, хотя трудно представить лучший инкубатор для вируса, чем судно с командой 3000 человек и 5000 пассажиров, в большинстве случаев немолодых и не отличающихся крепким здоровьем[640].

Это также означает, что нам снова и снова приходится учиться иметь дело с реалиями, которые находятся вне нашего контроля. COVID-19 послужит нам полезным напоминанием. Наибольшая смертность от пандемии отмечается в старших группах населения, и, как уже упоминалось, этот результат явно связан с нашими успехами в области увеличения продолжительности жизни[641]. Я, родившийся в 1943 г., могу причислить себя к десяткам миллионов людей, получивших выгоду от этой тенденции. Но невозможно усидеть на двух стульях: бо́льшая продолжительность жизни идет рука об руку с большей уязвимостью. Неудивительно, что заболевания, сопровождающие преклонный возраст, — от довольно распространенных гипертонии и диабета до редких форм рака и нарушений иммунитета — стали наилучшими предикторами высокой смертности от вируса[642].

Тем не менее пандемия не заставит нас — как и в 1968 или 2009 гг. — отказаться от мер по продлению жизни, а значит, останутся и опасения по поводу последствий таких шагов (в меньшей, но все же заметной степени эти последствия видны даже в периоды сезонного гриппа). Только в следующий раз риск будет значительно выше, потому что сочетание естественного старения и продления жизни значительно увеличит долю людей старше 65 лет. ООН прогнозирует, что к 2050 г. эта доля пожилых людей увеличится на 70 % и в богатых странах каждый четвертый житель перешагнет этот возраст[643]. Как в 2050 г. мы будем справляться с пандемией, которая может оказаться еще более заразной, чем COVID-19, когда в некоторых странах треть населения будет относиться к самой уязвимой категории?

Эти реалии опровергают любую идею общего, автоматического, неизбежного прогресса и постоянных улучшений, обещанных многими технооптимистами. Ни эволюция, ни история нашего вида никогда не были устремленной вверх стрелой. Не существует ни предопределенных траекторий, ни точных целей. Постоянно накапливающаяся масса наших знаний и способность контролировать все большее число переменных, влияющих на нашу жизнь (от производства продуктов питания, достаточных для того, чтобы накормить все население планеты, до высокоэффективной вакцинации, предотвращающей опасные инфекционные заболевания), снизили общий риск жизни, но не сделали многие экзистенциальные опасности более предсказуемыми или поддающимися корректировке.

В некоторых критичных случаях наш успех и наша способность избегать худших последствий были обусловлены настойчивостью, упорством и решимостью найти эффективные решения. В качестве примеров можно привести избавление от полиомиелита (разработкой эффективных вакцин), снижение риска пассажирских авиаперевозок (конструированием более надежных самолетов и введением более эффективных систем управления полетами), уничтожение пищевых патогенов (сочетанием должной обработки продуктов, охлаждения и личной гигиены), превращение детской лейкемии в болезнь с низким уровнем смертности (посредством химиотерапии и трансплантации стволовых клеток)[644]. В других случаях нам, вне всякого сомнения, повезло: мы на протяжении нескольких десятилетий избегали ядерной войны, вызванной ошибкой или случайностью (такое происходило несколько раз с 1950-х гг.), причем не только благодаря превентивным мерам безопасности, но и принятым решениям, которые могли быть другими[645]. Тем не менее нет никаких свидетельств того, что наша способность предотвратить неудачи неизменно усиливалась.

Как это ни прискорбно, яркими примерами таких неудач могут служить «Фукусима» и Boeing 737 MAX — масштабные катастрофы с далеко идущими последствиями. Почему Токийская энергетическая компания потеряла три реактора на своей атомной станции «Фукусима-дайити» в результате землетрясения и цунами 11 марта 2011 г.? Ведь всего в 15 километрах к югу от станции, на этом же побережье Тихого океана, точно такая же атомная электростанция, «Фукусима-дайни», осталась целой и невредимой? Последствия катастрофы на «Фукусима-дайити» ощутил весь мир, от Японии, которая лишилась 30 % мощностей производства электроэнергии, до Германии, решившей к 2021 г. остановить все действующие в стране реакторы, — а самое главное, усилилось недоверие людей к ядерному распаду как к источнику энергии[646].

И почему Boeing — компания, рискнувшая всем, приступая к разработке модели 747 в 1966 г. и выпустившая целое семейство успешных реактивных лайнеров (вплоть до 787 модели), — настаивала на постоянном совершенствовании модели 737 (выпущенной в 1964), сомнительной стратегии, которая привела к двум катастрофам?[647] Почему сразу же после первой аварии не был введен запрет на полеты этой модели, либо самой компанией, либо Федеральным управлением гражданской авиации? Последствия этих катастроф были масштабными: сначала запрет на полеты всех 737 MAX начиная с марта 2019 г., затем прекращение выпуска самолета и отмена новых заказов. В долгосрочном плане это повлияло на способность Boeing ввести в эксплуатацию новую модель, необходимую для замены устаревшего Boeing 757 (все три последствия усугубились сокращением международных авиаперелетов из-за эпидемии COVID).

Учитывая количество новых конструкций, структур, сложных процессов и интерактивных операций, такие ошибки, как с «Фукусимой» и Boeing 737 MAX, предотвратить невозможно, и в ближайшие десятилетия мы увидим другие (непредсказуемые) проявления этой реальности. Будущее — это повторение прошлого — сочетание достойных восхищения успехов и неизбежных (или тех, которых можно избежать) неудач. Но в будущем нас ждет и нечто новое — явно усиливающееся (хотя и не единогласное) убеждение, что из всех рисков, с которыми мы сталкиваемся, самых срочных и эффективных мер требует глобальное изменение климата. И есть две главные причины, почему реализовать это сочетание скорости и эффективности будет