Как устроен мир на самом деле. Наше прошлое, настоящее и будущее глазами ученого - Вацлав Смил

вера во всемогущество расщепленного атома. Многие признают, что частичный успех ядерной энергетики (в 2019 г. на ее долю приходилось 10 % выработанной во всем мире электроэнергии, причем в США — 20 %, а во Франции — около 72 %) не соответствует ожиданиям 1980 г.[613]. В то время ведущие ученые и крупные компании не только считали, что расщепление атома заменит все остальные виды производства электроэнергии, но также верили, что первые реакторы будут в большинстве своем заменены реакторами-размножителями на быстрых нейтронах, способных производить (временно) больше ядерного топлива, чем они потребляют. Ожидания не ограничивались производством электроэнергии — проверялись и экспериментально тестировались многие в высшей степени сомнительные идеи.

Какое решение было более иррациональным и с самого начала обреченным на неудачу: самолеты с ядерным двигателем или добыча природного газа с помощью ядерных взрывов? Да, можно разработать маленький ядерный реактор, способный обеспечивать энергией подводную лодку, а вот сделать его достаточно легким, чтобы поднять в воздух, оказалось невыполнимой задачей — но отказались от нее только в 1961 г., потратив на это безнадежное дело миллиарды долларов[614]. Ни один самолет с ядерным двигателем так и не оторвался от земли, но несколько атомных бомб действительно были взорваны в надежде увеличить добычу газа. 29-килотонная бомба (в два с лишним раза мощнее той, что сбросили на Хиросиму) была взорвана в декабре 1967 г. на глубине 1,2 километра в штате Нью-Мексико (кодовое название проект Gasbuggy); в сентябре 1969 г. взорвали 40-килотонную бомбу в Колорадо, в 1973 г. — три 33-килотонные бомбы, также в Колорадо, и Комиссия по атомной энергии США планировала по 40–50 взрывов в год[615]. Разрабатывались планы по созданию новых гаваней с помощью ядерного взрыва, а также по использованию атомных реакторов для полетов в космос.

Полвека спустя почти ничего не изменилось: изобилие пугающих пророчеств и абсолютно нереалистичных обещаний. Последний всплеск теории катастроф сосредоточен на разрушении окружающей среды, особенно на изменении климата. Журналисты и экологические активисты теперь пишут о климатическом апокалипсисе, рассылая последние предупреждения. В будущем наиболее подходящие для жизни человека области сократятся, обширные регионы Земли вскоре станут необитаемыми, климатическая миграция изменит Америку и весь мир, среднемировые доходы существенно снизятся. Некоторые пророчества утверждают, что до предотвращения всемирной катастрофы у нас осталось всего 10 лет, а в январе 2020 г. Грета Тунберг даже сократила этот срок до восьми лет[616].

Всего через несколько месяцев председатель Генеральной Ассамблеи ООН дал нам 11 лет на предотвращение полного социального коллапса, когда планета будет одновременно гореть (из-за беспрецедентных пожаров, продолжающихся все лето) и погружаться под воду (вследствие быстрого подъема уровня моря). Но nihil novi sub sole (нет ничего нового под солнцем): в 1989 г. другой высокопоставленный чиновник ООН говорил, что «у правительств есть 10-летнее окно возможностей, чтобы избавиться от парникового эффекта, пока он не вышел из-под контроля человечества», и это значит, что к настоящему моменту мы должны были уже давно перешагнуть этот барьер, а само наше существование — всего лишь порождение фантазии Борхеса[617]. Я убежден, что мы можем прекрасно обойтись без этих вызывающих тревогу, а зачастую просто пугающих пророчеств. Какой смысл в ежедневном повторении, что миру придет конец в 2050 или даже в 2030 г.?

Такие предсказуемо повторяющиеся пророчества (несмотря на все благие намерения и искренность) не содержат практических советов относительно наилучших технических решений, наиболее эффективных способов укрепить международное сотрудничество или осуществления такой трудной задачи, как убедить людей в необходимости огромных трат, эффект от которых проявится только через несколько десятилетий. И они, естественно, совершенно не нужны тем, кто утверждает, что «экологически устойчивое будущее почти у нас в руках», что сторонники теории катастроф постоянно поднимают ложную тревогу, тем, кто называет свои статьи «Нет апокалипсису!», не верит, что цивилизация быстро приближается к финальному занавесу и даже (как уже отмечалось выше) предвидит наступление сингулярности в самом ближайшем будущем[618].

Почему мы должны чего-то бояться — будь то экологические, социальные или экономические угрозы, — если к 2045 или даже к 2030 г. наши знания (а скорее разум машин, которые мы создадим) будут безграничными, и любая проблема станет ничтожной? По сравнению с этим обещанием любое конкретное заявление — от спасения посредством нанотехнологии до создания новых искусственных форм жизни — выглядит бледным. Что же нас ждет? Неминуемая мучительная гибель или мгновенное божественное всемогущество?

Судя по доказанной несостоятельности прошлых пророчеств, ни то ни другое. Наша цивилизация не такая, какой представлялась в начале 1970-х гг., — нет ни планетарного голода, ни почти бесплатной электроэнергии атомных электростанций, — и по прошествии одного поколения мы не приблизимся к концу нашего эволюционного пути, но и не получим общество, преобразованное сингулярностью. Мы переживем 2030-е, но без воображаемых преимуществ быстрого, как скорость света, интеллекта. И мы по-прежнему будем пытаться совершить невозможное — предложить долгосрочные прогнозы. Результатом будет еще большее количество разочарований и нелепых предсказаний, а также множество сюрпризов, вызванных неожиданными событиями. Легко предвидеть крайности, но очень трудно предсказать реалии, которые станут результатом сочетания инерционного развития и непредсказуемых поворотов. Никакие модели тут не помогут, и наши долгосрочные прогнозы всегда будут ошибочными[619].

И это не противоречие, и не совет отвергать будущие прогнозы, а всего лишь наиболее вероятный или даже неизбежный вывод, основанный на непредсказуемом взаимодействии характерной для сложных систем инерции с их встроенными константами и долгосрочными императивами с одной стороны и внезапными переменами — техническими (появление потребительской электроники, возможный прорыв в хранении энергии) или социальными (распад СССР, еще одна, гораздо более опасная пандемия) — с другой. Еще больше осложняет прогнозирование тот факт, что масштаб всех ключевых перемен теперь должен быть огромным.

Инерция, масштаб и масса

В нашем распоряжении всегда есть новые варианты, новые решения и новые достижения. Наш вид очень любопытен, и мы можем похвастаться необыкновенно длинной историей адаптации, а также удивительными достижениями — мы сделали жизнь большинства людей на земле более здоровой, благополучной, безопасной и долгой. Но фундаментальные ограничения никуда не делись, и мы должны проявить всю свою изобретательность, чтобы изменить некоторые из них, однако и у этих изменений есть свои пределы. Например, при производстве продовольствия мы не можем обойтись без земли, воды и питательных веществ. Как мы видели, высокая урожайность снижает потребность в площади обрабатываемых земель, а их дальнейшее сокращение возможно при условии успешного преодоления разрыва урожайности (разницы между потенциальным и реальным урожаем).

Этот разрыв остается значительным. Даже в странах с интенсивным сельским хозяйством (внесение удобрений, орошение): урожайность кукурузы в США