Загадка Александра Македонского - Неля Гульчук

– Зачем ты взяла этот подарок? – вскрикнула Таида.

– Незнакомец сам положил этот подарок на алтарь во дворе и быстро ушел, когда я сказала, что тебя нет дома.

– А почему привратник впустил его?

– Он сказал, что ты назначила ему свидание…

– Я никому не назначала на сегодня свидания!..

Таида посмотрела на Иолу.

– Ты видела незнакомца?

– Нет!..

– Странный подарок!.. Эриния!.. Мне в дом принесли богиню мщения. Что это значит, Иола?

Иола молчала, а в глазах ее появился явный испуг. Затем, собравшись с мыслями, она ответила:

– Таида, я очень боюсь за тебя!..

Годос Таиды, казалось, донесся откуда-то из снов.

– Дарий, – промолвила Таида.

Она никогда не произносила этого имени без яда, но сейчас язвительная нотка была приглушена, а голос прозвучал задумчиво. Иола увидела лицо Таиды. Та казалась погруженной в свои мысли.

– Интересно… Он заставляет меня думать. Я презираю его. И всегда буду презирать… И все же, Иола. И все же… Этот подарок, несомненно, связан с кем-то из его окружения…

Птолемей грезил. Он знал, что спит, что это сон, и сон ниспослан ему богами. Он стоял с Таидой на берегу Нила и не сводил с нее глаз.

– Я хочу остаться с тобой, – сказал он.

Она прижала его к себе, мягко, но страстно сказала:

– Выиграйте эту войну, а потом возвращайтесь.

– Мы скоро встретимся. Клянусь тебе.

– Побеждай!.. Я буду ждать!.. Только обещай мне кое-что.

– Если смогу…

– Обещай, что ты будешь присылать мне вести – и почаще. Не оставляй меня наедине с твоим молчанием, как тогда, когда вы умчались к Геллеспонту.

– Обещаю.

Таида нежно поцеловала его.

– А теперь иди.

Он легко вскочил на коня.

– Вперед, – сказал он так тихо, что могла слышать только она, а потом уже громче, звонко, ясно, радостно: – Вперед!

Вперед на Восток!

– Доброго пути. И помни свое обещание!

Птолемей медлил. Его конь забил копытом и заржал.

– Главное – помни обо мне. И возвращайся!..

Она подошла поближе, подождала, пока он успокоит своего жеребца, и притянула его голову вниз. Их лица оказались на одном уровне. Птолемей не сопротивлялся, он словно ждал этого мгновения. Глаза ее сияли. Он наслаждался дивным запахом ее кожи.

Таида погладила его щеку и лоб.

Птолемей проснулся, как от толчка, в своем шатре. Он продрог, чувствовал себя разбитым – и был жутко, невыносимо одинок. Он потянулся к теплу, согревавшему его всю ночь, но оно исчезло. Впрочем, тепла этого и не было рядом с ним. Таида, гладившая его, просто ему приснилась.

Он сел, очень медленно, и выпрямился. Затем встал, оделся и вышел наружу.

Река была как расплавленное золото. Доспехи воинов пылали в лучах восходящего солнца. Еще ни одна армия не казалась столь несокрушимой и единой, как эта, и не продвигалась так целеустремленно в глубь Востока, прямо в сердце царства Дария, – только армия великого Александра.

Александр являл собой грозный образ царя-победителя. Птолемей скакал рядом с царем. Они первыми приблизились к песчаному берегу Евфрата недалеко от Фапсака.

Здесь армии предстояла переправа по связанным железными цепями плотам.

Специальный отряд македонян был послан заранее вперед, чтобы построить два моста через реку.

Но мосты еще не были доведены до конца, так как противоположный берег до сих пор сторожил перс Мазей, сатрап Сирии и Месопотамии с несколькими тысячами всадников и греческих наемников. Для значительно более слабого македонского отряда строителей было слишком рискованно довести мосты до противоположного берега.

При приближении главной армии македонцев Мазей стремительно отступил, слишком слабый для того, чтобы удержаться на своих позициях против превосходящих сил Александра.

Кроме того, для персов было невыгодно задерживать наступление македонцев, так как войска Дария были уже почти приведены в полную боевую готовность.

Здесь, стоя на берегу Евфрата в ожидании переправы, каждый думал о своем.

Александр отчетливо понимал, что новый поход ведет его в чуждый мир, в среду народов, которым непонятно отношение свободных македонян к своему царю. Персидский царь был для них существом высшего порядка. Народы, которые он, Александр, думал соединить в одно царство, отныне должны будут признать свое единство только в нем. Если священный щит Илиона указывал, что в нем, македонце, живет греческий Герой, если народы прибрежных стран признали в разрушителе Гордиева узла обещанного победителя Азии, то теперь в глубины Азии его должно сопровождать тайное посвящение, по которому народы должны будут узнать в нем царя царей, избранного свыше владыку Востока и Запада.

Царь перевел взгляд с Гефестиона на Птолемея, который в задумчивости сидел верхом, но конь его, словно чувствуя, каким долгим и трудным будет этот день, не упускал возможности пощипать, еще не вытоптанную копытами травку.

Вокруг царила суматоха: слышались выкрики, ржание коней и раскатистый рев военачальников. Было ясно, что пройдет еще немало времени, прежде чем они снова тронутся в путь.

У реки собрался авангард армии: подальше от сутолоки, поближе к полководцам.

В отличие от Александра, Птолемей только что расстался с любимой желанной женщиной. Неожиданно на душе его потеплело, хотя был это всего лишь сон… Но этот сон придал ему силы на нескончаемые недели похода.

Александр приказал немедленно закончить постройку двух мостов.

Видя удаляющуюся на противоположном берегу конницу персов, Филота, сын Пармениона, осторожно поинтересовался у Клита:

– Как ты думаешь, чем все кончится?

Клит посмотрел на него так, будто он спросил, светит солнце или не светит.

– Царь Александр всегда выигрывает. И никогда-никогда не увидишь ты его среди побежденных.

Вся Азия объединялась вокруг Дария Третьего Кодомана и вставала на защиту страны против царя Македонского.

Недалеко от города Арбелы на обширной Ассирийской равнине македонцы должны были встретить это разноплеменное азиатское войско царя царей. Властелина мира.

Туда пришли отряды воинов из Бактрии и Согдианы, к ним примкнули саки, с Маваком во главе, и дахи из степей. Народы Арахозии и Дронгианы и индийские жители гор Паравети явились со своим сатрапом Барзаентом, их соседи из Арейи – с сатрапом Сатибарзаном, а персидские, гирканские и тапурийские всадники Хорасана – с Фратаферном и его сыновьями. Сузианцев и уксиев вел Аксафр.