Диалоги с Евгением Евтушенко - Соломон Волков

И в этот момент из свиты Гришина выделяется человек с чемоданом, открывает его – а там было всё уже упаковано, проверено: водочка, коньячок… Вина не было. Но всё остальное было уложено – на всякий случай, – даже с вилочками. Они выпили. И вот тогда Гришин заговорил: «Надо, конечно, чтобы и главы государств сюда приходили тоже. Значит, сколько тебе надо? Подсчитали? Обойдешься?» – и дали деньги тогда на перестройку театра.

Волков: И на оборудование охраняемого туалета.

Волков: Ваше творчество тесно связано с вашими женами. Каждая жена – новый этап. При этом каждая служила для вас моральным компасом, старалась не дать вам сильно уклоняться от определенного морального вектора. Все они были очень смелыми, правда?

Евтушенко: Но Джан была совершенно бесстрашной.

Волков: Джан Батлер, ирландка, третья жена.

Евтушенко: Она любила Россию, чувствовала ее так, как не все русские чувствуют. Она потрясающе, совершенно фантастически перевела мою самую любимую поэму – «Голубь в Сантьяго». (Джан Батлер по профессии переводчик, работала в издательстве «Прогресс». – Ред.) Не только потому, что эта поэма, насколько мне известно, спасла от самоубийства около тысячи людей в разных странах. Она была переведена на многие языки – и на английский, и на итальянский, и на испанский, но лучше всего на английский. Замечательный просто перевод, дивный! Почти каждый год я прохожу ее со студентами в одном из семестров, но в издании указано, что это перевод Дона Томаса[90]. Конечно, хорошо, что Томас поставил свое имя, потому что он был уже известный писатель и это открыло дорогу к публикации поэмы. Но он в переводе, сделанном Джан, практически ничего не изменил. Джан так волновалась, она перевела поэму в роддоме, в maternity floor – на этаже материнства перевела!

Волков: А когда вы встретили Джан?

Евтушенко: Она появилась вдруг. В ресторане. Я говорю: «Вы американка?» – «Нет, Англия пока еще не штат Америки», – сказала она. Мне очень понравился ответ, и я сразу влюбился в нее. Она удивительная! У меня все жены были удивительными! Все жены.

Волков: А как вы решили, что женитесь на Джан? Ведь это было тогда довольно необычно – жениться на иностранке. Да и для нее ведь это тоже было необычным жестом – выйти замуж за русского, да еще знаменитого поэта…

Евтушенко: Ну еще бы! Мы сидели как-то в Доме литераторов, и Юлиан Семенов, пьяный вдрабадан, вдруг ей говорит: «Джаночка, я хочу за тебя выпить. Ты вообще должна быть героиней английского народа за то, что заполучила такого парня! А что? В Англии всегда считалось почетным продвигать интересы государства. И Сомерсет Моэм это делал, и Грэм Грин – с честью выполняли задания государства…»

Волков: То есть Семенов сказал ей, что она, выходя за вас замуж, исполняла поручение английского правительства? Secret service?

Евтушенко: Он не сказал это так грубо, как вы сейчас изложили, он просто намекнул. И вы знаете, что Джан ему сказала? «Я привыкла, что в Женином присутствии многие щеголяют, – и была абсолютно права, – тем, что говорят истинную правду, и оскорбляют его. Оскорбляют, думая, что это доставляет мне удовольствие. Но я и сама могу, между прочим, за себя постоять». А я Семенова отозвал и сказал: «Юлик, если ты сейчас же не перестанешь хамить и не извинишься перед ней…» А она уже была мать моих двух детей! Он извинился.

А потом у меня был случай с Михаилом Васильевичем Зимяниным – у нас с ним неплохие отношения были.

Волков: Секретарем ЦК по идеологии?

Евтушенко: Да. Я был в Монголии и сделал об этой стране репортаж для журнала «Life», с фотографиями. Очень хорошие фотографии были, и статья хорошая. Но монголы почему-то очень испугались и пожаловались, что я их не предупредил, что делаю статью в «Life». А я только хорошее про них написал! Это было перепечатано, кстати, повсюду. И вдруг Зимянин вызывает меня: «Ну что вы! Ну невозможно же просто! Вот женитьба ваша опять… Что, вы не могли русскую найти? Что у нас, девок, что ли, мало?!» – «Михал Васильевич, – я встал, – извинитесь, пожалуйста, извинитесь сейчас же передо мной. Потому что если вы не извинитесь, то я с вами не смогу никогда разговаривать. Это мать моих детей, женщина, которую я люблю». – «Ну хорошо, хорошо! Но зачем вы дразните гусей все время?! Сколько на вас ходят с доносами ко мне! Из КГБ мне все время звонят… Ну надоело уже!» Но, видите, заставил я его извиниться.

Волков: Трудна жизнь советского поэта…

Евтушенко: Это было тем более оскорбительно, что Джан так любила Россию. Да она и сейчас ездит в Россию. А мы ездили к ней. Мой сын от Джан – Саша, подарил мне внучку, я дедушкой стал. Роза ее зовут, Роза Евтушенко. Ирландка, как и ее мама. Саша работает сейчас на Би-би-си, заведует там отделом. Он очень хороший мальчик. Приглашение было от всей семьи, и мы ездили к ним всей семьей – моя жена Маша и наши двое детей. Джан с Машей уже были тогда знакомы.

Волков: А Саша женился на ком? Кто она, мать вашей внучки?

Евтушенко: Она училась с ним в университете, тоже на филфаке, потом вместе они учились в Лондонском университете. Она романы пишет, написала несколько романов, но что-то пока не напечатала.

Волков: А почему вы расстались с Джан?

Евтушенко: Дело в том, что один из наших мальчиков – Тоша – родился с цитомегаловирусом. Ему сейчас уже тридцать семь лет. Этот цитомегаловирус расстроил его совершенно – спастика появилась, дислексия. Он вообще двигаться не мог, когда родился. Джан невероятно себя вела, героически! Она собрала целую бригаду помощников, в основном английских студентов. Наши тоже помогали, но все-таки английские студенты были главными. У них так принято – волонтерская, добровольная работа. Тошу нужно было без конца двигать, развивать двигательные рефлексы. Я не мог этим заниматься, из-за чего и произошел наш с Джан разрыв. Она не могла оставить ребенка, а я не мог остановить свои выступления в Америке, у меня гигантские выступления там были. Она это понимала, конечно, но для нее это было очень тяжело. Чтобы ей помогать, мне нужно было выбирать вообще другую профессию, прекратить все выступления, никуда не ездить… Но я этого не мог сделать! Вина моя. Но я не мог перестать быть самим собой. Это начало ее обижать и задевать. Ну а как?! Муж носится где-то по заграницам, а она сидит в России, занимается упражнениями с ребенком, и помогают ей чужие люди… Конечно, волей-неволей у нее возникало отчуждение. И один из тех, кто помогал ей с Тошей, наш, русский, стал ей ближе…

Волков: А когда состоялся развод с Джан?

Евтушенко: Я не помню, по датам уже не помню. Но когда нас разводили – и с Галей, и с Джан, – судьями были женщины, которые уговаривали нас не разводиться. Потому что они не слышали ни одного плохого слова ни от Гали обо мне, ни от Джан обо мне, ни от меня о них и просто не понимали, что же происходит. А Джан боялась меня ранить, не говорила мне, что у нее кто-то появился.