От любви с ума не сходят - Ольга Арнольд

Володя открыл дверь моим ключом, и Гришка нас радостно приветствовал. Я устало упала на софу и, пока Синицын снимал с меня сапоги, путаясь в шнурках и крючках, мне пришла в голову мысль: как приятно, когда мужчина стоит перед тобой на коленях - и когда этот мужчина не Виктор!

Справившись с сапогами, Володя повесил на вешалку мое пальто и взялся за шнуровку на корсаже моего темно-зеленого платья - она была декоративной, но откуда он мог об этом знать? - и тут я решила, что на сегодня достаточно. Не хватало еще, чтобы он раздевал меня, когда я в таком виде! Грязные спутанные волосы, наверняка с застывшей в них кровью, не придавали мне обаяния, а в какое состояние пришло мое нижнее белье после столь бурного дня, даже трудно себе представить.

- Не надо, - сказала я, перехватывая его руку; так уж получилось, что я прижала ее к своей груди, и он застыл в неудобной позе, стараясь продлить этот момент. - Дальше я сама, - продолжала я слабым голосом, но не как умирающая, а как уже выздоравливающая. - Сеня внизу уже, наверное, тебя заждался. Вы оставили больницу на целый час без специалистов.

- Ничего за это время не случится, не беспокойся.

Ты уверена, что с тобой все в порядке и я могу оставить тебя одну?

- Да. Голова уже почти не болит.

- Ты уже больше не боишься?

- Нет. Я и не испугалась - просто не успела.

- Ты уверена, что не знаешь, кто это был?

- Нет, я просто не успела рассмотреть нападавшего, к тому же было темно.

- Что ж, мне пора идти, - и он поднялся, но в движениях его чувствовалась неуверенность.

Я не дала ему сразу уйти, притянув его к себе; он нагнулся надо мной, и лицо его было совсем близко.

- У меня к тебе один вопрос, Володя. Каким образом ты ночью оказался в больнице?

- Случайно. Я беспокоился за Феликса и позвонил в стрессовое, чтобы узнать, как он поживает, и Клава ответила мне, что он уже полчаса как исчез, она с ног сбилась в его поисках, а ты ушла в приемное отделение. Я сегодня был у матери, на Речном вокзале, и решил сразу же приехать, благо тут относительно недалеко. Как выяснилось, мы зря волновались: Феликс с сотоварищи просто-напросто сидели на черной лестнице - замок открыли отверткой, черти, - и курили. Я задал паршивцу взбучку - он так и не понял за что.

- А как ты очутился в переходе?

- Ну, я решил, что раз я все равно в больнице, то что мне мешает тебя проведать? Не знаю, может быть, у меня было предчувствие. Иногда мне кажется, что если бы я был более внимателен к Але, то она осталась бы в живых. Я не хотел, чтобы с тобой случилось несчастье.

- А откуда ты знал, что со мной что-то случится?

- Я не знал, я боялся.

- И все-таки что привело тебя в нужный момент в нужное место?

- Ты, - и он наклонился еще ближе и подкрепил свой ответ поцелуем. Я была измучена, разбита, пьяна, голова у меня раскалывалась - и, однако же, все мое тело подалось к нему, и я ответила на этот нежный, нетребовательный и неглубокий поцелуй - поцелуй мужчины, который боится спугнуть еще не принадлежащую ему женщину - с такой страстью, что сама себе подивилась.

Он крепче прижал меня к себе и, когда ему пришлось отпустить меня, чтобы мы оба могли глотнуть воздуха, на лице его я прочитала радостное изумление. Он снова наклонился, но на этот раз я его оттолкнула:

- Нет, теперь иди. Уже поздно, тебя ждет Семен, а я буду спать.

Он ласково провел рукой по моей щеке, но послушно встал и пошел к двери, поминутно оглядываясь; казалось, что его тянет ко мне, как магнитом, но долг - и, возможно, сочувствие ко мне, такой беспомощной и бледной на красном фоне дивана, - пересилили. Он ушел, мягко затворив за собой дверь, и я тут же уснула.

* * *

Проснулась я на следующий день от того, что у меня затекли ноги. Открыв глаза, я обнаружила, что я так и спала, в моем любимом зеленом платье, на незастеленном диване, а поперек ног у меня устроился всей своей тяжестью пес и дрыхнет. Я взбрыкнула, и Гришка проснулся; сначала он, как обычно, проделал церемонию утреннего приветствия, то есть радостно вылизал мне лицо - что сегодня оказалось процедурой весьма болезненной, а потом притащил мне поводок, всем своим видом показывая, что раз он благородно дал мне сегодня поспать, то я должна ответить на его поступок не менее благородно, а именно, сразу же его вывести.

Я медленно поднялась. Ощущения были даже хуже, чем в юности, когда в шестнадцать лет я в первый и в последний раз напилась «до положения риз»: меня тошнило, саднило в горле, болело все тело, раскалывалась голова, к тому же рана на лбу все время саднила и дергала. Когда я подошла к зеркалу, я просто обомлела: я выглядела, как ведьма наутро после шабаша, причем ведьма не двадцати восьми, а по крайней мере пятидесяти восьми лет!

На мое счастье, Гриша-сосед в очередной раз прогуливал школу и ему ничего не стоило заодно прогулять и Гришу - просто не знаю, отважилась ли бы я высунуть в таком виде нос на улицу. Сварив себе кофе и с отвращением его выпив, я уселась перед зеркалом, пытаясь хоть как-то привести себя в порядок. Ну и опухшая была у меня физиономия - очевидно, совместное действие новокаина, коньяка, еще одного сильного обезболивающего, которое я вчера глотнула - ну, разумеется, и самого удара. Вчера мне казалось, что боль гнездится в правом виске, а зашивал Семен почему-то лоб; рассмотрев повнимательнее свою боевую травму, я обнаружила, что синяк ползет со стороны уха к глазу, а шов под пластырем стягивает кожу на лбу почти у кромки волос, так что, если начесать волосы на лицо с правой стороны, я буду похожа на ведьму только с одного бока - а с другого на ее метлу.

Мне очень хотелось просто лечь и тихо помирать, но я знала, что этого делать нельзя. Только позволь себе один раз так распуститься - и сама не заметишь, как превратишься в неряшливую растрепу. Поэтому с кряхтеньем и стонами я вымыла голову, расчесала волосы и со скрежетом зубовным, взяв большие портновские ножницы бабки Вари, отхватила себе несколько прядей с правой стороны - таким образом, обезобразив прическу, я скрыла свое безобразие. Когда раздался телефонный звонок, я как раз мрачно изучала в зеркале результаты этой операции; поэтому, когда Володя вежливо спросил, как я себя чувствую и что мне нужно, я буркнула только:

- Свинцовую примочку.

Я вовсе не хотела быть невежливой. Но все это время, с самого момента пробуждения, нещадно приводя в порядок свою физиономию, я мысленно проигрывала в воображении картины вчерашнего вечера. Огромный силуэт с чересчур длинными руками и гигантским молотком в руках… Я понимала теперь, что видела не живого человека, а его тень - и отпрянула не от реального злодея из плоти и крови, а всего лишь от тени.

Если бы не одна горящая лампочка, которая мне его выдала, то все бы могло обернуться совсем по-другому… Что я могла сказать теперь о том, кто тюкнул меня медицинским молоточком? Это был, несомненно, мужчина - у тени были короткие волосы и неженские пропорции. Скорее всего, на нем был расстегнутый белый халат - у меня в голове в тот момент появилось мимолетное впечатление о «призраке» - не из-за того ли, что фалды длинного одеяния у тени свободно болтались? А вот насчет роста ничего определенного я не знала - знала только, что он не карлик. Силуэт выглядел костлявым и тощим - но это еще ничего не значило.