Война роз. Право крови - Конн Иггульден

Уорик взялся выковыривать застрявший меж зубами кусочек мяса. Разумеется, у Эдуарда не было четкого представления о парламенте и статьях закона, поэтому доводить их до королевы выпадало законникам и лордам, а она слушала их с распахнутыми глазами и картинно выставленным бюстом. Чиновники постарше впадали в волнение и розовели под столь полным и совершенным вниманием.

Ричард опустил свою кружку и стал следить глазами за тем, как в нее наливается вино. Он понимал, что эта женщина вызывает у него неприязнь и вместе с тем что он ее до странности вожделеет. Положение щекотливое: с какой стороны ни подойди, выхода не видно. На трон Элизабет взошла как супруга правящего короля. По ее однозначному мнению, дитя-супруг не нуждался ни в чьих советах, кроме как ее самой или, во всяком случае, кого-нибудь из Вудвиллов.

– Ричард, вы обязательно должны для нас спеть! – послышался громкий возглас Элизабет.

Уорик поперхнулся и закашлялся, в то время как за столом загалдели и затопали ногами. Однако встал, слава богу, брат Эдуарда: встал и поклонился, робко улыбаясь своей невестке и прихлебывая из кубка вино, чтобы прочистить горло.

Оставалось только надеяться, что Ричард Глостер не оплошает. К этой поре граф Уорик знал его достаточно хорошо, чтобы гордиться его достижениями. Было даже странно припоминать ту радость, которую при его рождении испытывал отец. Это было всего двенадцать лет и вместе с тем полдюжины жизней назад, когда мир был лучше, а отец еще жив и хотел единственно принудить Генриха быть хорошим королем… Почувствовав на себе взгляд своего брата Джона, Уорик поднял глаза и поглядел с горькой самоиронией.

Пути назад не было. Никакого шанса исправить старые ошибки. Оставалось просто продолжать, иначе ждал крах.

Голос у юного брата короля был весьма сладок, чист и спокоен, а пел он о возвышенной любви. Ричард Уорик внимал мелодии и вспоминал при этом садовника, которого знавал в Миддлхэмском имении. Тот человек работал у отца вот уже тридцать лет, и кожа его на открытом воздухе пропеклась и побурела, как пергамент. Припоминая его, Уорик понимал, что Чарли был малость простоват. Женщина, с которой он жил в приусадебном домике, была ему больше матерью, чем женой – во всяком случае, так казалось Ричарду в детстве. Само собой, имени юного господина Чарли не знал, а при встрече называл его «кудряшом», хотя волосы у него были прямые. Уорик неопределенно глядел в свою кружку с вином, недоумевая, с какой стати ему вспоминается именно тот период его жизни. Вспоминалась также нога Чарли, перебитая в юности возом, – она с тех пор была искривлена и всегда, постоянно болела.

– У меня тоже бывали и порезы, и ушибы, – говорил ему молодой Уорик во всей своей юношеской неискушенности. – А от гнилого зуба я, помнится, на стенку лез, пока его не вырвали. Как ты так можешь выносить свою ногу, которую, по твоим словам, невозможно терпеть, но ты ее терпишь, и просыпаясь, и засыпая, а боль у тебя все не кончается? Как оно тебя не переламывает пополам?

– Ты думаешь, не переламывает? – бубнил Чарли, глядя куда-то в сторону. – Да я уже сламывался тысячу раз с той поры, как был мальчишкой, и плакал, не зная удержу. Но тем не менее я не умираю, Кудряш. Солнце всходит, и я должен вставать и снова шевелиться по работе. Но я никогда не говорю, что я не сломлен, свет мой. Сламливаюсь я каждый день.

Уорик покачал головой, потирая кулаком глаз. Чертово вино делало его слезливым, а под пристальными взглядами и желчными улыбками ощущение было такое, будто он попал в стаю волков.

Песня закончилась, и теперь молодой певец рдел от похвальных возгласов со всех концов стола. Как герцогу Глостерскому, Ричарду Плантагенету были пожалованы огромные имения, которыми сейчас управляли распорядители, лишь ждущие того, что хозяин их позовет. Из рук короля Эдуарда щедрость текла безостановочно, без мысли о возможных последствиях.

Вероятно, Эдуард ощутил на себе пристальность взгляда своего советника. Встретившись с Уориком глазами, он, пошатываясь, встал на ноги, так что ему пришлось податься вперед и упереться руками в заставленную блюдами и кувшинами столешницу. Его брат Ричард сел, а всякий смех и разговоры стихли в ожидании, что будет говорить король Англии.

– Всем вам нынче воздаю я честь, но этот кубок сейчас поднимаю за того, кто узрел меня королем раньше, чем это сделал я. Граф Уорикский Ричард Невилл, чей отец стоял плечом к плечу с моим и погиб вместе с ним. Чьи дядя и брат сражались вместе со мной при Таутоне, когда снег падал и застил нам глаза. Истинно вам говорю: без его помощи я бы здесь сегодня не стоял. Вот за кого я поднимаю свой кубок. За Уорика!

Все встали, шумно задвигав стульями и спеша присоединиться к тосту. Ричард Уорик, который единственный остался сидеть, как мог, игнорировал перешептывание и смех одного из братьев Элизабет. Мелкие людишки с дешевой, никчемной родословной. Граф Уорик благодарственно склонил перед Эдуардом голову.

Когда поднабравшийся король шлепнулся обратно на стул, Уорик услышал вопрошающий голос Элизабет. Она прикрывала рот рукавом, но ее слова вполне отчетливо доносились до слуха ее соседей по столу:

– Но он не мог бы победить без тебя, моя любовь. Разве не это ты имел в виду?

Эдуард, похоже, не придал значения этим словам, донесшимся до всех. Он только хмыкнул и покачал головой. Слуга поместил перед ним блюдо с почками, шипящими с пылу с жару, вызвав у монарха обновленный интерес. Это было видно по его оживившимся глазам и по тому, как он поддел несколько штук ножом. Молодой король был чересчур навеселе и не сознавал громкости разговора и смеха за столом, которые сошли до бормотания и перешептывания. Половина Вудвиллов, подбодренная словами Элизабет, восторженно ждали, что прозвучит в ответ, и сверкали глазами друг на друга поверх льняных платков-салфеток.

– При Сент-Олбансе, Эдуард? – продолжала наседать королева. – Ты сказал, что не мог бы там без него победить. При Таутоне тебе пришлось лично повести войско, чтобы в сражении наступил перевес. Мой брат Энтони сражался на другой стороне – да ты его уже простил, моя любовь. Энтони видел, что ты просто колосс и лев, истинный Геркулес на поле брани!

Элизабет поглядела вдоль стола на быковидного мужика, держащего в волосатых лапищах кус мяса, с которого стекала подливка, попадая прямо в пиво.

– Ты видел на поле в Таутоне милорда Уорика, Энтони? Говорят, он сражался в центре.

– Его я не видел, – разулыбался в направлении Ричарда этот мужичина.

До сего момента брат Элизабет держался достаточно благоразумно. Вероятно, он считал, что его сестра намеренно подзуживает графа Уорика, упиваясь обидным подтруниванием над ним. В глазах же самого Уорика низкопородная королева была донельзя серьезна, выщупывая в нем какую-нибудь слабость. Он улыбнулся, поднимая кружку и делая легкий кивок в ее честь.

К его удовольствию, Ричард Глостер на другом конце стола откликнулся тем, что тоже поднял кружку и воссиял улыбкой. Было в этом что-то доподлинно забавное. Интересно, сознавал ли этот мальчишка, что таким образом вынул жало из неприятного момента, или же это просто была удачная ошибка по доброте душевной, как нельзя кстати совпавшая по времени. Паренек был достаточно умен (на этом сходились все его наставники), но только еще очень молод. И тут – вот это да! – юный Ричард ему еще и подмигнул, получив в ответ от Уорика восхищенный взгляд. В самом деле, ну как такого чертенка не возлюбить!