День народного единства. Преодоление смуты - Валерий Шамбаров

К 1620 г. положение на Востоке стало прочным, открывались перспективы дальнейшего освоения края, и Филарет учредил новую, Сибирскую епархию. Верный своей практике выдвигать людей, проявивших себя в годы Смуты, первым Тобольским архиепископом патриарх поставил архимандрита Хутынского монастыря Киприана, пострадавшего за патриотическую агитацию от шведов. А для защиты от калмыков Поволжья и Южного Урала было создано Яицкое казачье войско. Отрядам казаков и вольницы, обитавшим на Яике, была отправлена царская грамота, жалующая им в вечное пользование земли и рыбные ловы по этой реке, право беспошлинной торговли. Разрозненным поселениям и станицам придавалась правильная организация, а в качестве центра нового Войска был основан Яицкий городок (Уральск). Ну а стабилизация в Сибири и на Яике, прикрытие караванных дорог новыми опорными пунктами позволили оживить столь выгодную торговлю со Средней Азией. Бухарский хан Имамкули не замедлил прислать к Михаилу Федоровичу посольство. В ответ поехала русская миссия Ивана Хохлова, и были достигнуты важные договоренности о торговых и дипломатических связях.

С именем Филарета связано и культурное возрождение России. Одним из первых его распоряжений стало восстановление разрушенного Печатного двора и некогда огромнейшей царской библиотеки, сожженной «цивилизованными» оккупантами. В монастыри рассылались указания присылать в Москву книги, имеющиеся в нескольких экземплярах, а с уникальных требовалось делать копии. Книги в этот период нужны были стране ничуть не меньше, чем деньги или хлеб. Ведь в пожарах войны и грабежей погибло множество храмов, священнослужителей, икон. Храмы-то строились, пусть временные, плотников на Руси хватало. Но вместе с храмами сгорели Евангелия и другие книги, необходимые для православных обрядов. В некоторых местах богослужения совсем прекратились, в других велись кое-как, по памяти, случайными энтузиастами, заменившими убитых священников.

Дело касалось возрождения самого духа России! И едва в Москве заработали печатные станки, началось издание большими для того времени тиражами богослужебной литературы. Для этого патриарх привлек значительный штат образованных «справщиков», выверявших тексты первоисточников и редактировавших продукцию. А для подготовки образованных священнослужителей Филарет открыл первые в России постоянные школы (прежде кандидаты готовились самостоятельно, у других священников, после чего сдавали экзамен). Главная школа была основана при Чудовом монастыре и давала более глубокое образование. Тут патриарх, по своему польскому опыту, внедрил изучение греческого и латинского языков, а латынь требовалась на Руси не священникам, а дипломатам.

Внешней политике Филарет уделял самое пристальное внимание. К этому направлению были привлечены такие специалисты, как И. Н. Романов, П. А Третьяков, Ф. Апраксин, А. Ю. Сицкий, И. Т. Грамотин, Е. Телепнев, Ф. Ф. Лихачев, И. К. Грязев, В. Львов. Но фактическое руководство русской дипломатией взял на себя сам патриарх. Разумеется, сразу был отменен дикий порядок содержания под стражей иностранных посланников. Вернули прежний обычай — прибывшая в Москву миссия должна была находиться на выделенном ей подворье до первой официальной аудиенции у царя. Но, после того как послы получили аккредитацию, они могли ходить куда угодно и без всякого сопровождения. А для секретной дипломатической переписки с русскими посланниками за рубежом Филарет лично изобрел «тайнопись». Впоследствии этот шифр стал известен как «тарабарская грамота» — согласные алфавита в первой строке писались слева направо, а во второй справа налево и взаимно заменялись:

Б в г д ж з к л м н

Щ ш ч ц х ф т с р п

Международная обстановка была сложной — в Европе заваривалась Тридцатилетняя война. А интересы России определялись ее территориальными потерями, понесенными от Швеции и Польши. Но от вражды одновременно с двумя державами, как при Марфе и Салтыковых, Филарет разумно отказался. Следовало выбрать очередность целей. Возвращение выхода к Финскому заливу для России в принципе ничего не давало. При тогдашних европейских порядках право участвовать в морской торговле требовалось бы еще и подкрепить сильным военным флотом, что для разоренной страны было нереально. К тому же, отхватив приморские участки, Густав II Адольф пока удовлетворился и на большее не претендовал. А вот Речь Посполитая овладела богатыми и многолюдными областями, важными стратегическими и торговыми центрами. И на достигнутом останавливаться не собиралась. Михаила Федоровича царем так и не признала, сохраняя этот титул за Владиславом. По-прежнему существовали и проекты обращения русских в унию — Филарет о них хорошо знал, он сам испытал их на себе. То есть речь шла о самом существовании России и русских как народа.

Отсюда вытекала и направленность внешней политики: играть против Польши, следовательно, в Тридцатилетней войне поддерживать коалицию протестантских государств. И союзничать с другими врагами Варшавы, в первую очередь — с Турцией. Порта и стала первым государством, куда Филарет направил посольство после возвращения из плена. Причем посольство не только к султану. Он сделал мудрый ход и попросил поставления на патриаршество от патриарха Константинопольского. Что утверждало его церковный ранг, повышало духовный авторитет и поднимало над иерархами, сменявшимися на престоле в Смутное время, — поляки до сих пор держали у себя грека Игнатия, «патриарха» при Лжедмитрии I. Упрочились этим шагом и связи Москвы с православными патриархиями, зависимыми от Османской империи, — они снова начинали ориентироваться на Россию как на свою покровительницу. А на эти патриархии замыкалась и православная церковь в Польше.

Несмотря на обещания, которые надавал Жолкевский Сагайдачному, там религиозные гонения продолжались. Полоцкий униатский епископ Иоасаф Кунцевич позакрывал православные храмы в Восточной Белоруссии. Сигизмунд III раздаривал епископии и монастыри светским лицам в качестве бенефиций, отдавал в приданое за дочерьми. Точно так же поступали другие католические короли, но в Польше магнаты-католики становились владельцами православных бенефиций с соответствующими последствиями. Однако Сагайдачный удерживал казаков от восстаний, не теряя надежды договориться с властями. За помощь Владиславу под Москвой он все же добился разрешения восстановить православные структуры на Украине. И политика Филарета дала первые плоды. В 1619 г. в Москву направился с визитом патриарх Иерусалимский Феофан. Когда он проезжал через Киев, Сагайдачный упросил его посвятить в сан митрополита Иова Борецкого. Но при этом Феофан наложил на казаков запрет — никогда больше не ходить войной на Россию.

В Москве, конечно, его встретили по высшему разряду. Несмотря на трудности страны, он получил «милостыню» для своей патриархии. Появились в России и дипломаты ее традиционных партнеров. В 1619 и 1620 гг. прибыли два посольства от англичан, привезли богатые подарки, в том числе «птицу струса» (страуса) и заем в 40 тыс. руб., обещанный еще в 1617 г. И голландцы пожаловали — кусая локти, что не оказали достаточной помощи русским в годы войны и дали себя обойти британцам. У них заинтересованность в торговле с Москвой была чрезвычайной. Как уже отмечалось, Амстердам был главным хлебным рынком Европы. Но Лифляндию, прежнюю житницу, вконец опустошили шведы, а Польша в условиях католическо-протестантского противостояния поставщиком быть не могла. Оставалось закупать зерно в России. Ну и, разумеется, как англичане, так и голландцы снова и снова подкатывались насчет разрешения на транзитную торговлю с Персией, которая при Аббасе испытывала значительный подъем и стала одним из ведущих мировых экспортеров шелка. Но тут ответ был однозначным. Правительство было не настолько наивным, чтобы в убыток себе отдать иранский рынок чужеземцам. В Лондоне и Амстердаме вопили о «произволе» и «тирании» Москвы, якобы нарушающей принципы свободы торговли. Но отношения предпочитали не портить.