Мы не могли разминуться - Аньес Мартен-Люган

– Ноэ почти точно уедет жить к Пакому. Как ты это примешь?

– В гости к нему не поеду, если ты об этом!

Я рассмеялась настолько искренне, что он присоединился ко мне, по-прежнему не отводя от меня глаз. Он вдруг заговорил со мной нормально, как раньше. Я еще существовала для него. Сердце у меня екнуло, но я так и не определила, из-за чего. Потом я снова стала серьезной, готовясь признаться ему в том, что потрясло меня своей очевидностью. Мне необходимо было произнести это вслух. Я могла бы прокричать это всем, но сказать хотела только ему, Полю, и никому другому.

– Поль, я больше его не жду.

Взгляд Поля затуманился.

Шли дни, но не могу сказать, чтобы к нашим отношениям вернулась естественность. Поль продолжал уклоняться от привычного общения, а его личная жизнь казалась мне насыщенной. Однако мы стали чуть больше разговаривать, так, ни о чем особенном, но мне хватало и этого. Одновременно я начала отдавать себе отчет в том, насколько слепа была все это время. Я часто вспоминала фразу из письма Пакома: предлагая мне заново написать историю, он советовал повнимательнее оглядеться вокруг, поскольку, возможно, до новой истории было рукой подать. Это смущало меня, сбивало с толку. Необходимо было разобраться в самом главном, в своих чувствах. Я пробовала сопротивляться, убеждала себя, что двигаюсь в неправильном направлении. Однако всякий раз, когда Поль проходил мимо, когда он обращался ко мне или я ловила его взгляд, очевидность происходящего вырисовывалась все четче. Без него моя жизнь не имеет смысла. Почему я не поняла этого раньше? Все эти годы я ввязывалась в отношения, заведомо обреченные на провал, как, например, последняя моя страсть к Пакому. Быть может, все из-за того, что я не была готова принять свои чувства к Полю. Быть может, подсознательно не считала себя достойной его и запрещала себе даже думать о нем. Он всегда требовал от меня правды, честности, а я ему в этом отказывала, упорно предпочитая хранить свои тайны, и продолжала лгать.

Как-то ночью в сновидении ко мне пришло сладостное воспоминание. Вскоре оно разбудило меня и заставило улыбнуться. Во сне я заново пережила момент, о котором мы с Полем никогда не говорили. Питая иллюзии насчет отсутствия у нас запретных тем, я серьезно заблуждалась. Это воспоминание пятнадцатилетней давности я заперла на три оборота ключа в глубине сердца. И вот сейчас его выпустила на свет память тела. Я села, но не включила свет – тьма словно защищала от мощной силы чувств, обрушившихся на меня. Я задрожала, хотя меня накрыла волна жара.

Однажды мы поужинали вдвоем в студии, как делали это почти каждый вечер, пытаясь избежать караулившего обоих вечернего одиночества. Двухлетний Ноэ сладко спал в кабинете Поля. Мы уже привыкли сидеть в обнимку, но на этот раз стали искать губы друг друга и, естественно, нашли. Мы жарко поцеловались, и где-то в глубинах эмоциональной памяти до сих пор оставались следы желания, которое у меня проснулось, желания сильного, головокружительного, непреодолимого. Я по-прежнему помнила, как властно он схватил меня за талию. И как все вдруг прекратилось. Поль вскочил на ноги, отошел от меня, поднял руки и сказал, что это непременно нужно остановить. Он извинился, он не знает, что на него нашло, у него уже давно не было женщины, это ошибка, колоссальная ошибка. Он тогда заявил: “И речи быть не может, чтобы мы испоганили нашу дружбу, переспав”. Я засмеялась – довольно сдержанно – и ответила, что целиком и полностью согласна с ним и что у меня тоже никого не было после отца Ноэ. “Заниматься любовью с тобой – плохая идея, так я рискую остаться без работы”, – помнится, пошутила я. Нам обоим было неловко, и через пару минут я подхватила Ноэ и сбежала в свою крошечную квартирку. Назавтра мы вели себя так, будто ничего не случилось. Мы никогда этот эпизод не обсуждали, как если бы его в нашей жизни вовсе не было.

Я не могла больше себя обманывать. Но ведь Поль оставался Полем. Поль – денди, соблазнитель, любитель и любимец женщин. Я узнала, что такое ревность, когда он уходил на обед и этот обед затягивался, когда вечером он покидал агентство с довольным видом, предвкушая свидание с женщиной, которую я не знала и с которой не могла бороться. Но хуже всего, пожалуй, бывало по утрам, когда он являлся в офис явно прямиком из чужой постели. Я кляла себя за то, что меня гложет, сжигает желание принадлежать ему и чтобы он был только моим и больше ничьим. Как такое возможно? Ведь это человек, которого я знала всегда. И всегда его любила, быть может, с того самого момента, как он впервые открыл мне дверь своей фотостудии. Выходит, мне понадобилось избавиться от лжи, чтобы осознать и принять свою любовь к нему.

Середина сентября. Через несколько дней Ноэ вернется из Сен-Мало. Я не сомневалась, что он там счастлив, а мне придется свыкнуться с тем, что он подхватил вирус, точнее, вирусы – “Четырех сторон света” и города корсаров. Я предвидела, что меня еще ожидают сюрпризы, так как он тянул с возвращением в Руан и готовился к началу университетских занятий без особого энтузиазма. Необходимо было поговорить об этом с Полем, спросить, в курсе ли он того, что, возможно, замышляется за моей спиной. Поэтому надо будет отложить на время робость и недавно возникшую неловкость. Не единожды я ловила себя на том, что пожираю его глазами и у меня при этом, разумеется, идиотское и блаженное выражение лица.

Так было и в тот день, после обеда. Поль завершал проект, которым занимался большую часть лета. Он, менеджер проекта и клиент склонились над большим столом в общем офисе. Я любовалась им в разгар работы. Отойдя от стола, он принялся непринужденно расхаживать, сунув руку в карман, с ироничной усмешкой на губах, уверенный в себе и своем умении убеждать, довольный убийственными доводами, которые приводил несколько простоватому, на его взгляд, хозяину фирмы-заказчика. Его прервала ассистентка, позвав к телефону. Догадавшись, что он раздражен этой помехой, я примчалась на помощь и предложила ответить звонившему вместо него. Он благодарно кивнул:

– Устраивайся в моем кабинете, если понадобится досье, оно в ящике стола.

Я уже почти вошла в кабинет, и тут меня словно магнитом потянуло обернуться. Поль еще не вернулся к обработке клиента, а смотрел на меня. Я поймала на себе его настойчивый взгляд, и мои ноги стали ватными. Мы обменялись улыбкой, которая длилась и длилась. Потом он отвел глаза и выпрямился, сосредоточившись на своей аргументации.

Я села в кресло, и мне понадобилось время, чтобы опомниться и спуститься с небес на землю. Пора успокоиться и избавиться от ощущения полета, возникающего при каждом его взгляде. Отвечая на реплики телефонного собеседника, я рылась в столе Поля и посмеивалась над царящим там бардаком. Мне пришлось вытащить из ящика почти все бумаги, и только после этого я нашла то, что искала. Я уже собиралась задвинуть ящик и вдруг на самом дне заметила папку, специально, как мне показалось, спрятанную подальше. Я схватила ее почти механически. На ней стояло мое имя, накорябанное немыслимым почерком Поля, который я бы не спутала ни с каким другим, потому что только я могла без усилий его расшифровать.

Я закончила разговор, но долго не вешала трубку. Сидела, уставившись на свое имя, гадала, что может быть в этой папке, и меня мучили любопытство и опасения. Потом я себя отругала и решила, что, раз это папка Поля, а не чья-то еще, она может касаться только “Ангара”, и ничего другого. Я саркастически покачала головой, сокрушаясь по поводу своей неожиданной и смехотворной паранойи, и откинула обложку. Мое легкомыслие улетучилось, как только передо мной появилась первая страница, заполненная тем же корявым почерком. Она пожелтела, имела несколько сгибов и загнутые углы, ей, должно быть, было немало лет. Я прочла на ней даты: нашей с ним первой встречи, рождения Ноэ и более поздние, которые для меня не имели никакого особого значения. Я повнимательнее присмотрелась, стараясь найти ответы. В каком-то месте появилась схема со стрелками, потом имя Николя. А еще слово “Индия” и “возможная дата приезда”. Что бы это значило? Я продолжила рыться в папке, в ней было множество записок без начала, без конца, но в ворохе бумаг я наткнулась на газетную вырезку пятилетней давности из некого еженедельного издания Сен-Мало. Фотография Николя и Пакома, двух друзей, довольных жизнью, еще молодых и задорных, на фоне их склада. Они объявляли о расширении “Четырех сторон света”. Сходство Николя и Ноэ поражало уже на этом снимке, и Поль, наверное, сразу его оценил. Грудь словно сжало тисками. Это невозможно! Поль не мог так со мной поступить. Однако я перестала отвергать очевидное, когда передо мной предстала электронная переписка между Полем и Пакомом за последний год. Поль всегда распечатывал письма – это был его заскок. Я вспомнила первый разговор о “Четырех сторонах света”. Выходит, вовсе не Паком запросил наше портфолио. В действительности это Поль обратился к ним, стремясь прощупать почву, собрать информацию о Николя и окончательно убедиться в правильности своей догадки. Полю была известна вся история, вся моя история. На другом листке были нацарапаны выводы, к которым постепенно приходил Поль. Я прочла: “Николя – отец Ноэ?” Потом наступил перерыв в переписке. Паком возобновил ее в январе этого года. Получается, Поль колебался несколько месяцев, прежде чем приступить к реализации своего замысла. Он годами вел расследование, разыскивал отца Ноэ, даже не намекнув мне и уговаривая самой начать поиски и признаться во всем Ноэ.