Гелен Аму. Тайга. Пеонерлагерь. Книга 1 - Ира Зима

— Тварь, сука, убью! — орет на меня Толик. — Поймаю и убью суку, только отымею сначала, — он валяется на спине, утирая кровь и мычит, а я с него скатилась в сторону и лежу, надо отдышаться.

— Еще слово, достану нож и отрежу тебе яйца, реально, лучше заткнись, урод, а то не смогу остановиться. Вот ты Толик урод! — дышу тяжело, не от усталости, а от страха, что маньяк так и будет следить за мной, пока не убьет, разве я смогу всегда жить как воин, все время ждать его нападения? А еще мне страшно, что чуть не убила этого козла Толика, в какой-то момент, колошматя его, я потерялась в потоке и едва остановилась, ведь я так готовилась, вот энергия с меня и сошла лавиной. Интересно, Толик совсем пропал или у него еще есть шанс?

— Все равно поймаю и заломаю целку, или ты уже того, скурвилась, сука, подстилка, одним, значит, даешь, а другие — чем хуже? Чем я хуже Валевского? — как Толик сам с собой живет такой тухлый? Офигеть!

— Да он заслужил, твою мать, понял, а ты кусок дерьма! Валевский вообще не думает о себе, ясно, в нем нет такого говна, от него не несет таким смрадом! Только посмеешь еще подойти ко мне, или узнаю, что лезешь к кому из девок, так я заберусь на твой поганый четвертый этаж и подрежу тебе во сне вот эту жилку, — я быстро тронула артерию у него под затылком, а он дернулся, отодвинулся нервно от меня. — Ты даже ничего не почувствуешь, а к утру вся кровь останется в матрасе, сдохнешь и не поймешь ни хрена… Ты должен сейчас чувствовать, что я готова это сделать, даже не представляешь, как я хочу это сделать… — может, и правда, потенциального насильника нужно давить сейчас, пока он не принес горя невинным?

— Болтать еще будешь, Егорова блядь, ты заберись сначала, трепло, — тут на меня конечно снова хлынуло — озверин бушует знатный, если бы это был маньяк, я бы наверняка его уделала, сдох бы точно, пусть со мной вместе, но сдох. А что это за говно? Встала во весь рост и прыгнула ему на рабочую руку, какое-то время Толик и дрочить не сможет.

— Только ляпни про Егора еще раз, я «столбистка» с восьми лет, без страховки тридцатиметровку за раз беру, поверь мне, даже не дрогну такую тварь угробить, только повод мне дай! Ты ни одной из нас не заслужил, ни одной, знать не хочу, где ты так себя угробил и изуродовал так, совсем не сечешь, что твоя сила — это гарантия безопасности таких как я, ты должен хранить и защищать, хранить невинность, служить ей, а ты урод! — и пока действительно могла себя сдержать, я вскочила и побежала подальше от Толика.

За корпусами шелестел фонтанчик питьевой воды в белокаменном, античного вида вазоне под слабеньким светом качающегося на проводах светильника, я опустилась в воду лицом, осознавая, что выдала себя маньяку с потрохами — он теперь никогда не пойдет за мной беспечно, а может, и вообще найдет себе новую жертву, если я совсем не «святая невинность», не та, которых он предпочитает! Окунулась в воду еще раз и отряхнулась — какой кошмар! Как теперь мне вычислить выродка, как его остановить? Ждать новую жертву? Задушить этого козла Толика стоит только за это, если из-за него погибнет еще одна девчонка! Вот тварь! И я не сдержалась, повернулась в сторону леса, откуда снова отчетливо чувствовала присутствие маньяка, и заорала на всю округу со всего отчаянья, накрывшего меня! Он все про меня понял! Выродок понял, что я не похожа ни на одну из его жертв, что я вообще не вписываюсь в эту его манию по «призрачным блондинкам», я их антипод, и он теперь знает это, я утратила шанс вычислить маньяка, отколошматив стокилограммового парня у него на глазах. Отвернулась, отмываюсь от крови Толика, а может, и от своей, и ни одной живой души кругом — нападай, сколько хочешь; и Толик за корпусом не считается, наверно уже отполз залечивать боевые ранения, но маньяк не нападет на меня, теперь точно знаю это, я словно вижу его мысли — он ставит мой образ на этот вазон фонтана как на пьедестал! Ну, все, приехали, теперь я для него еще и в зоне почитания!? Он на меня больше не нападет!? Он не нападет…

Ужас от несостоявшегося, такого очевидного нападения накрывает и топит глубже и глубже, я действительно поставила все, я готова была никуда не вернуться, только бы расправиться с этой тварью! Не могу я отпустить выродка, никак нельзя — нож все еще в кармане и жгут при мне, спиной четко слышу вектор его взгляда, резко поворачиваюсь и бегу в лес прямо на него, чтобы скрутить ему шею. Заскакиваю в темень через бьющие по плечам ветки каких-то колючих кустов, и помутнение в глазах от кромешности, но через секунду отчетливо вижу все. Отдаленное освещение с разных сторон продирается сквозными бликами сквозь редкие деревья, выродка тут уже нет, он уже забежал на горку, и я несусь за ним оголтело, а шатающиеся ветки еще диктуют мне его след. И я не торможу, чтобы думать, бегу, наращивая темп — ничего не важно, кроме необходимости догнать и остановить его навсегда. Но даже в официальном костюме он резв и основательно владеет собой, бежит от цивилизации в глубину тайги, за обжитые поляны и где-то там затихает: не вижу и не слышу ни одной мысли, и ни одного движения от него, и я останавливаюсь, наконец, и ору во всю глотку, ору и ору на всю тайгу. Все, я потеряла его, поляна со всех сторон окружена плотным лесом и безмолвна, ни зги, ни чьего-либо духа — волк превратился в кролика и исчез с моего внутреннего радара, не слышу выродка, словно нет его, спрятался, как последний трус. Положила скальпель в карман, он так и не нашел сегодня предназначенную ему цель — центр глотки выродка, маньяк сбежал от меня. Села на землю, где стояла и схватилась за голову от накатившего на меня осознания, оно словно эхо принесло запоздалые мысли выродка: он будет убегать, но никогда теперь не нападет, это не трусость, а трансформация — он больше не причинит мне вред… Что теперь делать? Как мне теперь найти его?

Возвращаюсь на то место, откуда маньяк следил за мной, виден и фонтанчик, и газон около стен корпуса, где я отметелила Толика, а под елками стоит стойкий запах дорогого одеколона. Конечно, я узнаю шлейф этого запаха, но шутка в том, что так здесь несет от любого начальственного костюма, все номенклатурщики воняют одинаково, вот если бы парфюма не было, может, я и смогла бы уловить хоть что-то зыбко-характерное, парфюмерная отдушка убивает последний след. Плетусь обратно к «Концертному залу», рука опухла — Толик крепкий урод, костяшки у меня все в кровоподтеках и еще саднит на лбу; дискотека в разгаре, на площади собралась огромная толпа, выбравшаяся из душного зала, но праздник жизни явно не для меня. Иду в корпус общежития, загребаю обе сумки, свою и Аленину, вытащила письмо Егору, рву его на мелочные обрывки и скидываю в разные урны, рано ему признаваться, еще не знаю сама, что мне делать. И с двумя сумарями наперевес выволоклась к автобусам — они уже на выезде из лагеря стоят, постучалась, разбудив шофера, и сбросила сумки. Хотела остаться в автобусе, да подумала, Ванька снова будет меня везде искать, решила сама найтись, он сидел в толпе ребят из других лагерей, они бурно обсуждали вчерашнюю игру «Что? Где? Когда?», мне стало неловко, что я все пропустила и даже не могу Ваньку поддержать в его нелегком споре. Подошла к нему сзади тихонько, нагнулась к уху, чтобы не разладить разговор:

— Вань, я не теряюсь, пошла спать в автобус, и другим передай, а то нет сил всех нянек оповещать, — он кивнул мне спиной, побоев не заметил, и я быстренько вернулась обратно.