Чужие степи — Оффлайн - Клим Ветров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Забей, все нормально будет...
Олег тяжело вздохнул.
— У нас может и нормально, а бабам тем каково? Ты представь что они с ними за ночь сделают?
Не знаю, наверное я слишком очерствел за последнее время, но судьба несчастных пленниц не особенно меня волновала, я их не знал, и ассоциировались они лишь с маленькими фигурками в окулярах бинокля. Единственное о чем я сейчас мог думать — как не дать уйти караванщикам. Ведь сколько там конных? — Человек сорок как минимум, а у нас всего четыре машины. Что будет если они почуют опасность, и просто разбегутся? Я даже где-то читал, есть такой термин — Скифская тактика: Отступать до тех пор пока не появится возможность что-то изменить. Взять хотя бы относительно свежий пример из истории: оставление Кутузовым Москвы, — стратегическое отступление, как сейчас это называют. Сам Наполеон, глядя из окон Кремля на пылающую Москву, сравнивал русскую армию со скифами.
А когда на скифию напали персы, те просто снялись с места и двинулись в глубь своих необъятных территорий. Персы конечно бросились в погоню и долго преследовали, но в итоге никого не догнали, и были вынуждены отступить. Причём не гордо удалились, — как одно время считалось, а бросив лагерь и раненных в нем, позорно бежали.
Естественно в нашем случае не те масштабы, но сценарий может получиться похожий.
— Всё что хотели уже сделали, одной ночью больше, одной меньше — какая разница. Нам о другом думать нужно Олег, а бабы... Ну что ж теперь, потерпят ещё немного...
Олег хотел было возразить, но передумал, и лишь снова тяжело вздохнул.
Но мне уже было не до его моральных терзаний. Внезапно в голову пришла мысль, настолько очевидная и простая, что сначала я даже растерялся. Как мы могли не подумать об этом? Как? Ведь знали же что в караване пленники, обычные, из нашего времени, а вероятно и той же реальности, что они измучены, больны, а может быть даже ранены? А у нас одна аптечка на четыре машины, еды на раз поесть, и совсем нет свободных мест. Но хай с ними с машинами, обойдемся тем что в караване, но почему никто об этом не подумал? Неужели все были настолько увлечены предстоящим «сафари»?
— Слушай, а народа сколько у них? — я обернулся к Олегу.
— Какого народа? — не понял тот.
— Ну заложников сколько, пленников в смысле...
— Пёс его знает... Может сотня, может больше...
— Тогда резонный вопрос возникает, вот спасем мы их, освободим, и дальше что?
— В смысле? — удивлённо прищурился Олег, — Ты сейчас о чём?
— Да о том что им помощь нужна будет, медицинская в первую очередь! Потом жратва, одежда, Ты прикинь сколько они прошли?
Стоило признать что мы, перепуганные внезапным известием, ни о чём, кроме как устранить угрозу, не думали, действуя спонтанно и недальновидно.
— Может я до станицы смотаюсь по быстрому? — предложил Олег. — туда-обратно. Давай?
— И куда это ты собрался? — Леонид появился совсем не с той стороны с которой его ждали, и взгромоздившись на свое кресло, выжидательно уставился на Олега.
Тот быстро пересказал ему всё до чего мы додумались.
— Впереди паровоза бежите ребятки, не надо так спешить, тем более что открылись новые обстоятельства.
— Это какие? — насторожился Олег.
— А такие что караван встал на ночевку примерно в двух километрах отсюда. Дальше они не пойдут, а значит засада отменяется, будем прямо так, в лоб брать.
Дальше всё происходило быстро и чётко. Пока уаз грелся — прежде чем ехать, даже летом, ему нужно поработать пару минут, на стёкла опустили защиту, всё лишнее из салона перекидали в багажник, приготовили оружие и удостоверившись что ничего не забыли, тронулись в путь.
Глава 23
Выехать из оврага, подняться в гору, и вот они родимые, словно нарисованные стоят. Несколько машин, да десятка два повозок. Не успели даже лагерем встать, в рядок выстроились. Метров семьсот до цели, может немногим больше, разогнавшийся с горы уаз преодолевает за какие-то секунды, но о внезапности нет даже и речи. В смотровую щель отчетливо видно как из лагеря в разные стороны разлетаются всадники. Их много и они уходят, но мне они не нужны, ими займутся другие, мне надо вывести машину туда где держат пленников.
Мотор ревёт, уаз подпрыгивает на неровностях с грацией бегемота, всё вокруг дребезжит, сухо щелкают выстрелы: плетка — карабины, побасистее — калаши, и совсем уж рычаще, короткими очередями огрызается пулемет.
Не знаю почему, но в душе всё поёт, и если бы не рвущийся из рук руль и невозможность отвести взгляд от дороги, я бы тоже присоединился к всеобщему веселью. Да-да. Именно веселью. Даже так увлеченно ратовавший за права аборигенов Аркадий, сейчас не менее увлеченно лупит по ним из карабина. Леонид что-то орёт — видимо подавая команды, Толян торчит в заднем люке с выданным накануне шмайсером, и только Олег молча посылает в степь пулю за пулей.
Я сомневаюсь в точности стрельбы на ходу — но сейчас это не важно, сейчас важно не растерять боевой дух и не подстрелить друг друга. Ещё один небольшой спуск, ещё один резкий подъём, и со всей дури упираясь в педаль тормоза, я еле успеваю остановить разгоряченного Зяму.
Возле целого ряда телег — рядом с которыми нет ни одной лошади, толпятся женщины и дети.
Сквозь облако поднятой пыли я отчетливо вижу их лица. Грязные, с ног до головы в дорожной пыли, они очень напуганы, особенно дети, но спустя секунду, поверх страха, прямо на моих глазах появляется робкий огонёк надежды. Хотя, может быть, мне так только кажется. Уходящее солнце подкрашивает всё закатной краснотой, добавляя картине зловещности. Женщины молчат и не двигаются, даже дети не издают ни звука.
— Вот тебе бабушка и юрьев день — зачем-то бормочет Леонид и решительно распахивает потяжелевшую от навешенного железа дверь.
Женщины по прежнему немы.
— Не бойтесь, мы не причиним вам вреда! — опустив ствол автомата, почти кричит