Восхождение самозваного принца - Роберт Энтони Сальваторе

И монастырь, и двор были в одинаковой степени недовольны этим назначением.

— Роджер Биллингсбери, — шепнула То'эль Даллия госпоже Дасслеронд.

Спрятавшись в листве деревьев, окружавших Чейзвинд Мэнор, они наблюдали за возвращением Роджера и Дейнси.

— Он считается одним из самых близких друзей Джилсепони.

Дасслеронд кивнула. Слова То'эль лишний раз напомнили ей о необходимости хорошенько разобраться в той странной привязанности, какая возникает между сердцами людей. Чем еще можно было объяснить побуждение Элбрайна, которого она считала образцом рейнджера и одним из самых замечательных людей? Тем не менее все эти качества не помешали ему обучить Джилсепони искусству би'нелле дасада.

Госпожа Дасслеронд уже позаботилась о разветвленной сети соглядатаев, которым предстояло следить за каждым шагом новой королевы. Однако она опасалась, что в этом случае одних только глаз недостаточно. Ей необходимо найти способ воздействия на сердечные узы, связывающие Роджера и Джилсепони.

Затея выглядела достаточно опасной. Но ведь они, думала Дасслеронд, всего-навсего люди.

Эйдриан разыскал деревню Миклина, когда уже выпал первый снег. Селение оказалось заброшенным; оставшиеся в живых после кровавой резни охотники, как и говорил Микаэль, собрали пожитки и подались в другие места.

Снег безостановочно падал весь день и всю ночь. К утру юный рейнджер обнаружил, что белое пушистое покрывало достигает глубины трех футов. Он был здесь, в незнакомой местности, один, без каких-либо припасов, однако Эйдриана, прошедшего суровую школу эльфов и умевшего жить в полной гармонии с природой, это нисколько не пугало. Он провел в пустой деревне пару недель, пытаясь отыскать какие-либо следы тигра-оборотня и воссоздать картину трагедии прекратившей существование деревни Миклина. Никаких следов он так и не нашел и решил вернуться обратно в восточные края.

Юноша понимал, что в любое время может попасть в буран, но и эта возможность его не страшила. Он не стал пробираться в Фестертул тем же путем, а избрал другой, кружной, и потому более долгий.

Где-то через неделю ему попалось небольшое поселение, состоявшее всего из нескольких хижин и во многом напоминавшее заброшенную деревню Миклина. В общей хижине Эйдриан застал троих мужчин и женщину. Они обрадовались гостю, хотя ничего не слышали о Фестертуле, не говоря уже о рейнджере по имени Ночной Ястреб.

— И что же занесло защитника Фестертула в такую даль да еще зимой? — полюбопытствовала женщина.

— Я искал деревню Миклина, — ответил Эйдриан.

Лица всех четверых помрачнели, отчего в душе юного рейнджера снова вспыхнула надежда. Он рассказал о своих поисках, а также то, что слышал от Микаэля.

— Знаю такого, — сказал один из мужчин. — Мы с ним всегда играли в кости, когда сходились продавать меха.

Его голос понизился почти до шепота.

— Не знаю, свидимся ли еще, — вздохнув, добавил он.

— Ну и ударила же их судьба, — также испустив тяжкий вздох, произнесла женщина. — Всех разодрал проклятый зверь!

При этих словах ее передернуло.

— А что еще вам известно об этом звере? — привстав, спросил Эйдриан. — Я поклялся убить его.

— Ничего о нем не слыхала, пока он не напал на деревню Миклина, — ответила женщина, и двое мужчин дружно закивали.

— А я слышал про такого зверя в Палмарисе, — сообщил третий. — Давно это было, еще в годы чумы. Рассказывали, нынешняя королева Джилсепони вступила с ним в сражение прямо у ворот монастыря Сент-Прешес и с помощью магических сил прогнала прочь.

— За королеву Джилсепони! — подхватил один из мужчин, поднимая кружку с элем.

— Ну, так то было больше десяти лет назад, — протянула женщина. — Ты что ж, думаешь, это все тот же тигр? Получается, он и на деревню Миклина напал, и еще троих возле Туберова Ручья задрал насмерть?

— Как вы назвали деревню? Туберов Ручей? — переспросил Эйдриан, но местные жители, увлеченные новым поворотом разговора, не обратили на его слова внимания.

— Конечно тот же, — утверждал мужчина, упомянувший про сражение в Палмарисе. — А до этого он задрал тамошнего барона Бильдборо. В человечьем обличье этот зверь был епископом Маркало Де'Уннеро. Таких злодеев еще поискать! И Полуночника тоже он убил, обернувшись тигром.

Остальные заохали и печально закивали; юноша же сидел, затаив дыхание. «Было ли все это уже предначертано ему судьбой?» — спрашивал он себя. Что это: добрый знак судьбы или ее злая уловка? Но в любом случае рейнджер чувствовал, что перед ним замаячила возможность отомстить за гибель отца.

Эйдриан внимательно слушал, как местные жители говорят про Полуночника и про человека-тигра Де'Уннеро. Они даже спорили о том, мог ли Де'Уннеро оказаться в тех краях, где стояла деревня Миклина. Потом спор перекинулся на то, кто в действительности убил великого рейнджера — Де'Уннеро или отец-настоятель Маркворт.

Когда споры утихли, Эйдриан спросил, как ему добраться до Туберова Ручья.

Поиски тигра продолжались. Теперь юный рейнджер двинулся на юго-восток, где на берегу Туберова Ручья стояла деревня с одноименным названием. Он добрался туда за несколько дней. И деревня, и настроение ее жителей были под стать серому зимнему небу.

Когда юноша объявил жителям Туберова Ручья, что намерен выследить и убить кровожадного зверя, у него не стало отбоя от желающих рассказать о страшной беде. Казалось бы, у Эйдриана сердце должно было сжиматься от ужаса, когда он слушал жуткую историю расправы тигра над тремя людьми; причем от одного остались лишь клочья окровавленной одежды. На самом деле, слушая об этом, юный рейнджер думал в основном о том, чем это приключение обернется лично для него. Будет ли оно новым грандиозным успехом, или он потерпит поражение?

— А как досталось бедняжке Садье, — причитала какая-то старуха. — Подумать только, она первая наткнулась на растерзанных зверем. Окровавленная одежда — больше от ее дорогого муженька ничего и не осталось. Как только бабонька умом не тронулась от горя!

— Первая, говоришь? — оживился Эйдриан. — А где мне найти эту Садью?

— Скорее всего, в Палмарисе, — ответил один из мужчин. — Как мы ни просили ее остаться, не захотела. Сказала, что вернется к родным. Теперь уже никто нам так не споет, как она.

— Садья не только пела, — возразила старуха, суеверно осенив себя знамением Вечнозеленой Ветви — абеликанского символа жизни. — Клянусь своими глазами и ушами: она была пророчицей!

— С чего ты это взяла? — спросил юноша.

— Однажды она спела нам точно про такого зверя, — отозвалась старуха.

— Садья пела песни и баллады, — объяснили Эйдриану. — Она сама сочинила балладу про деревню Миклина. И подумать только, такая же лихая участь постигла ее бедного мужа!