Гражданин Бонапарт - Николай Троицкий

С приветственной речью к Наполеону обратился по поручению Директории министр иностранных дел Шарль Морис Талейран, который, как никто, умел говорить изысканно и льстиво, что он доказал и на этот раз. Наполеон ответил на его затянувшееся восхваление «триумфатора войны и мира» короткой здравицей в честь Революции, Директории и своих солдат, после чего еще более льстивую речь произнес Баррас. Он даже возвысил Бонапарта над Цезарем: «Тот принес на нашу землю рабство и разрушение; Вы принесли его античной родине свободу и благополучие»[717].

На этом приеме торжества во Франции по случаю триумфального возвращения Наполеона из Италии не закончились. Ведь Наполеон «становился тогда не только идолом солдат, пугалом тиранов, надеждой народов, но и божком передовой интеллигенции»[718]. 25 декабря Национальный Институт (высшее научное учреждение во Франции, соответствующее нашей Академии наук) избрал Наполеона одним из его членов, которых доныне называют «бессмертными». На единственное место по отделению физико-математических наук, освободившееся после эмиграции и исключения Л. Карно, претендовали 12 кандидатов. Наполеон получил абсолютное большинство голосов - 305 (его ближайший конкурент, инженер-генерал А. Дийон - 166)[719].

Наполеон был тронут таким вниманием к нему светил научного мира. «Голосование выдающихся ученых, членов Института оказало мне честь, - заявил он на приеме после его избрания. - Я сознаю, что прежде чем встать вровень с ними, мне придется еще долгое время оставаться их учеником»[720]. Такая скромность гениального полководца только украсила его репутацию в среде ученых. Он с удовольствием общался с ними. Газета «Narrateur» («Рассказчик») свидетельствовала, что Бонапарт «поражал всех широтой и разнообразием своих познаний»: свободно рассуждал о математике с академиками Ж. Л. Лагранжем и П. С. Лапласом, о метафизике - с одним из трех будущих консулов Французской республики Э. Ж. Сьейесом, о поэзии - с будущим академиком Мари-Жозефом Шенье (братом знаменитого Андре Шенье, казненного якобинцами в 1794 г.), о политике - с бывшим комиссаром Конвента Ж.-А. Галлуа, о юриспруденции - с членом Совета пятисот П. К. Ф. Доно[721]. Отныне он не только в письмах и служебных бумагах ставил рядом со своим именем «член Института», но даже приказы по армии подписывал так: «Бонапарт, член Национального Института, командующий армией». «Звание члена Института, - справедливо подчеркивает А. 3. Манфред, - он ставил выше должности командующего армией»[722].

Завершал тогда череду торжеств в честь Наполеона многолюдный прием в особняке Министерства иностранных дел под названием Галифе с приглашением около 500 особ из республиканской (военной, политической, научной, литературной) элиты 3 января 1798 г. Устроил этот прием Талейран. Он как нельзя более постарался угодить Бонапарту и его супруге. Каждого из приглашенных гостей хитрый лис просил не появляться в одежде английского производства. Витую лестницу он приказал украсить цветами, залы - гирляндами, а дворцовый сад декорировать под военный лагерь: были раскинуты палатки, шеренги солдат всех родов войск в новенькой форме выстроились по стойке «смирно», а над ними огнем горел клич: «Да здравствует Республика!»[723]

Бал в Галифе продолжался до 7 часов утра. Царила на нем (как и прежде - в Момбелло и где угодно) Жозефина, а самым примечательным его эпизодом стал неожиданный для всех диалог Наполеона с мадам Анной Луизой Жерменой де Сталь (1766-1817 гг.).

Разносторонне талантливая (и крайне амбициозная) женщина, дочь крупнейшего французского финансиста, бывшего министра Людовика XVI Жака Неккера, уже к 1797 г. известная во Франции, а позднее европейски знаменитая писательница, мадам де Сталь, судя по ее восторженным письмам к отцу, была той зимой 1797-1798 гг. без ума от «корсиканца со стальными глазами»[724]. Поскольку Талейран был ей очень обязан (именно де Сталь уговорила Барраса назначить его министром иностранных дел), он пригласил ее на бал 3 января и познакомил с Наполеоном. Должно быть, она решила в тот вечер обольстить прославленного «корсиканца» и сразу же в краткой, но не по-женски пафосной речи восславила его. Наполеон слушал и смотрел на нее бесстрастно. Тогда де Сталь, не теряя надежды заинтересовать его собою, задала ему вопрос, который явно был подготовлен заранее: «Скажите, генерал, какую из женщин, здравствующих или ранее живших, вы назвали бы первой женщиной в мире?» Наполеон на мгновенье задумался, все вокруг притихли, и де Сталь, возможно, успела предвкусить свое торжество: вот сейчас этот баловень судьбы назовет ее имя! Ответ Наполеона ошеломил и оскорбил ее: «Ту женщину, сударыня, которая родила больше всего детей!»[725] Так в один день Наполеон - этот кумир мадам де Сталь (которая, кстати говоря, не имела детей), словно в сказке, обернулся ее врагом. Отныне и на всю жизнь.

Мы видели, как держался генерал Бонапарт в ореоле мировой славы: по-разному, но всегда уверенно, как правило, жестко, а иногда и нежно или грубо, под огнем врага, в дипломатической дуэли, на торжественном приеме, в общении с женщинами. Сохранились краткие, но выразительные свидетельства и подробные рассказы очевидцев о том, как он выглядел в то «громокипящее» время его полководческого взлета. Ш. М. Талейран, впервые увидевший Наполеона как раз по возвращении его из Италии, вспоминал: «Его внешность показалась мне привлекательной; двадцать выигранных сражений так идут к молодости, к прекрасному взору, к бледности, к несколько утомленному виду»[726]. Подробнее обрисовал Наполеона той поры герцог Франческо Мельци: «Язык, мысли, манеры - все в нем поражало, все было своеобразно . От природы вспыльчивый, решительный, порывистый, резкий, он в совершенстве умел быть обворожительным и посредством искусно рассчитанной почтительности и лестной для людей фамильярности очаровывать тех, кого хотел привлечь к себе»[727].