Танцующая с грозой - Дина Сдобберг

Мелькали в тех воспоминаниях-показаниях и синие. И нагиня отравительница, которую тут же сковали, и подкупленные лекари, что во время родов Каяны, наносили ей как можно больше повреждений, добиваясь смерти от кровопотери.

Впервые я поняла значение слов «мертвая тишина». Казалось наги забыли, как дышать от ужаса осознания того, что творили их руками бурые «кардиналы». Сколько горя принесла эта кучка отщепенцев. Почти не было такого клана, где бы ни отметились, эти лицемерные сволочи.

И, к сожалению, в большинстве случаев, уже ничего нельзя было исправить. Ну, вот что могло изменить слепое бешенство мужей Каяны, которые обратившись в огромных змеев, накинулись на лекарей клана, таких же синехвостых, но предавших свою родную кровь? Их еле-еле оттянули от испуганных жертв, но это как-то было способно вернуть Каяне возможность забеременеть?

Эту тяжелую, вязкую тишину прервал Наарис, что звонким, детским, но таким по-взрослому решительным голосом потребовал признать на основе этих воспоминаний, что его отцы не обеспечили его маме безопасность даже в момент его рождения. А, следовательно, признать брачную связь между нагами синего клана и его матерью ничтожной и недействительной.

Такого удара от мальчишки никто не ожидал, особенно отцы. Но беда была в том, что оспорить данное утверждение никто не мог. Ни один из мужей Каяны, не смог привести ни одного аргумента, за который наги совета могли бы уцепиться и отказать. Только одноглазый жрец попытался поспорить с Рисом.

— Если связь будет разорвана, то твоя мама останется без поддержки клана. Где она будет жить? Что кушать? Какой клан возьмет на себя ответственность за эту человечку? Что с ней будет, если глава твоего клана, запретит тебе общаться с ней и поддерживать ее? — усталый голос, давал понять, что и менталистам вся эта процедура далась очень нелегко. У многих шла кровь из носа и даже из ушей от перенапряжения.

— Марина, перед которой у меня долг за мою жизнь, предложила маме и мне разделить с ней кров и стол, я сам, сколько себя помню, защищаю маму и добываю пропитание для нас. А сила с каждым днем лишь пребывает. Так что как наг, владеющий магией, я возьму на себя ответственность за благополучие своей матери. — Ошарашил всех совсем недетскими рассуждениями Наарис.

— Не дайте боги мне дожить до того момента, чтобы собственный ребенок посчитал меня недостойным быть рядом с его матерью. — Изумрудный наг был искренне возмущен. — Это что же за отношение такое было к матери, что сопливый малец вынужден был ее защищать?

— Но если ответственность будешь нести за женщину ты, а ты относишься к синим, то твоя мать все равно останется под властью клана. Так какой смысл разрывать связь? — Бронзовый уже второй раз за вечер, делает все, что бы сохранить связь между нагами и женщиной, что хочет прямо противоположного.

— Я еще не закончил. — Нашего Наариса было не так-то легко запутать. — Я требую проведения ритуала отторжения. И как свободный наг, наделенный силой, я имею право образовать свой клан. Это древнее право.

Наги совета переглянулись, явно не зная, что теперь делать.

— Ты знаешь, что ритуал отторжения это вообще-то позорное действо. Род отказывается от нага. — Белый жрец, что поил меня «слезами» разглядывал Риса.

— Позор принадлежать к такому роду. — упрямого змееныша сложно было переубедить, а он для себя уже все решил.

— Но ведь во вреде, причиненном твоей матери, виновата Нарга, целиком и полностью. — Наивный бронзовый, раз верил, что у Риса не найдется ответа и на этот аргумент.

— Клан и мужья матери допустили возможность причинения ей этого вреда. Что-то в результате попытки обидеть беременную женщину в клане черных, Нарга перестала там появляться вообще. Клятва о защите жизни не выполнена, а значит недействительна.

Легкий звон отразился от стен, а с руки Каяны синей лентой опал браслет, что раньше опоясывал ее запястье. С торжествующей улыбкой Рис выхватил нож и, порезав себе руку и кончик хвоста, прошипел непонятный для меня набор звуков. Но видимо очень понятным для остальных, так как уже бывшие мужья Каяны, не сговариваясь, попытались помешать мальчишке. Не успели. Чешуя Риса стремительно темнела, превращаясь в темно-серую.

Дикий, безумный, разрывающий крик заставил вздрогнуть, наверное, всех. Кричал старший муж Каяны, которого я как то застала за разговором с Каяной. Два брата, еле удерживали его на месте. А мне хотелось его еще и добить.

— Кричать надо было, когда позволяли какой-то посторонней бабе издеваться над своей беременной женой. Вот тогда было в самый раз. — Судя по взгляду, этот наг с этого момента будет ненавидеть ни априори всех Лангранов, а конкретно меня. — Сейчас-то хоть оборитесь, что изменится?

Однако все произошедшее позволила совету вспомнить из-за чего собственно, начались разборы полетов. Все вернулись к синему клану. И теперь менталисты взялись уже за синих. Но как оказалось, кроме нескольких откровенно подлых змеев, что за услуги или иную «благодарность», предавали интересы клана, ничего значимого не нашли. По сравнению с бурыми, даже все скромно и скучно. А природная дурость и внушаемость Ариссы, хоть и сыграла на руку Нарге. но злым умыслом не являлась.

Арисса все пыталась объяснить и как могла доказать, что Нарга ее оболгала, и никакого вреда мне причинять она не хотела. Просила жрецов показать мне ее воспоминания, что бы я сама, лично увидела и услышала клятву, что она взяла с Нарги.

— А что ты скажешь об этом, Тень? Тебе ведь есть что сказать? — Одноглазый наг смотрел четко на Зубейра, плечи которого опускались, словно под неимоверной тяжестью, а взгляд метался по моему лицу.

— Прости, — глухой, безжизненный голос и опущенная голова нага.

Что? Какое отношение ко всей этой мерзости имеет моя Тень? Нет, он не мог предать! Как же клятва? Или…

Ощущение надвигающейся беды сдавило горло, смотрю, вспоминаю. Анализирую мельчайшие эпизоды, судорожно пытаюсь найти, что я пропустила. Нет, не может он предать, что-то в словах белого я, наверное, поняла не так. Я же не принуждала, не звала, он сам пришел. И эта клятва была для меня неожиданностью, я в принципе не понимала ее сути. Если он собирался причинить мне вред, то зачем такие сложности?

Сквозь туман паники и уверенности, что принесенная клятва, гарантирует мою безопасность, вдруг вспоминается вечер церемонии. И то, что в тот вечер наг был раздражен и замкнут, что даже ночевать остался за порогом. А на утро… «Чтобы не произошло в твоей жизни, помни, что я всегда буду рядом»! Так он мне сказал на пороге дома Каяны.

Я задаю вопрос, но сама боюсь получить на него ответ. Понимаю, что, скорее всего, подтвердятся самые мрачные мои предположения. Но одно дело понимать самой, другое получить доказательства.

— Зубейр, что произошло в вечер церемонии моего представления? — боги, только бы я ошибалась.

Наг долго молчит, сжимает кулаки так, что наверняка его ногти впиваются в кожу его же ладоней. И в тяжелой тишине раздается его глухой голос. Каждое слово, раскаленным металлом жжет кожу, выжигает воздух в легких, тугим ошейником ложится на горло.