Обвиняется в измене - Айя Субботина

— Помолчи... пожалуйста, - осаждаю ее. Мой водитель — надежный человек, и я абсолютно уверен, что не станет молоть языком, но есть вещи, которые лучше вообще не произносить вслу.

Но если у Инны развязалась говорилка, то заткнуть ее сможет только хорошая встряска. А у меня на это просто нет сил.

— Он ужасный мерзкий страшный человек! Tы не посмеешь оставлять меня вместе… с этим… чудовищем!

— У меня нет выхода, Ин. Ты хочешь фонд, я хочу избавиться от тебя. Просто на всякий случай ввел тебя в курс дела и показал будущему «партнеру», чтобы ты имела представление, откуда в твоей жизни берутся красивые приятные мелочи. И не только мелочи.

У нас с Инной так сложилось, что она редко интересовалась моими делами. Отчасти потому, что я сам не спешил о них рассказывать, отчасти потому, что ее не волновало, откуда берутся деньги на все ее прихоти. Я думал, что ограждаю себя от вопросов, на которые все равно не стал бы отвечать, а она просто жила в вакууме, который я же и создал.

Сейчас мне все это до чертиков надоело.

И если Инна хочет быть «богатой и успешной», пойдя по моим стопам, то пусть видит и понимает, для этого я и устроил эту встречу.

— Я не хочу больше с ним видеться, — как-то почти капризно заявляет она.

— Придется, если ты хочешь фонд. И не только с ним. С очень многими людьми, которые не будут спрашивать, хочешь ли ты быть чистенькой, всем плевать на твою совесть, Ин. Это бизнес. В нем нет ничего красивого и …

Она успевает вцепиться мне в лицо до того, как я заканчиваю фразу.

Оно и к лучшему, наверное, потому что моток моих душевных «излияний» все равно привел бы нас к скандалу. И я бы обязательно дал повод обозвать тираном.

Я отбрасываю руки бывшей до того, как она устремляет ногти мне в глаза. Успеваю оттолкнуть ее к двери машины и шикнуть, когда она пытается проделать это снова.

— Хватит! — рявкаю на нее и испытываю облегчение, потому что на этот раз она выглядит присмиревшей. — Я отдам тебе фонд, но не  буду облегчать задачу. И на всякий случаи предупрежу, что у тебя нет члена и яиц, чтобы справиться со всем этим. И Сашка тебе не поможет, даже если он напиздел, какой крутой и как у него все схвачено. Поэтому… думай.

Она подумает.

И я заодно, потому что после разговора с Одуваном на хрен разочаровался в женщинах. И в том что я, вот такой хуевый, грязный и не идеальный вообще кому-то нужен.

Принцы, мать его, все равно рулят, даже если женщины текут от плохишей.

Если спросить, как проходят последние недели моей жизни, я даже не буду знать, что ответить. Потому что это словно одна сплошная тишина, обитая гасящий шум материалом комната, где все белое, гладкое и безопасное. И единственное грязное пятно на всем этом празднике а-ля реклама «Крутого отбеливающего средства» - я.

Я пишу Денису.

Забыв про гордость, давным-давно пожалев о словах, которые тогда сказала ему, и которые успела миллион раз сжечь в своем воображении. Я пишу ему все, что происходит в моей жизни, хоть это почти ничего и больше похоже на заезженную пластинку.

Доброе утро, Денис. Надеюсь, у тебя будет хороший день.

Как твоя работа? Все хорошо?

Ты не отвечаешь, но я все равно буду с тобой разговаривать.

Спокойной ночи и приятных снов.

Изо дня в день, почти одно и тоже, но разными словами. С каждым днем со все меньшей надеждой на ответ. Наверное, упрямые взрослые мужчины не отвечают малолеткам, которые их предали, хоть обещали любить и беречь. И мой ребенок…

Денис не оставит его, не позволит выдать за ребенка без отца и тем более вписать в эту графу несуществующего мужчину. Просто теперь я понимаю, что быть матерью ребенка и быть любимой его отцом — это очень разные вещи. И вторым, увы, мне уже не стать.

— Соня, ну хватит сидеть в четырех стенах, - как всегда без предупреждения заявляет мать, заходя в комнату и двумя резкими движениями расшторивая окна.

Яркий солнечный свет заставляет меня натянуть одеяло на голову, но мать отбирает мою последнюю защитную скорлупку и практически силой ставит на ноги.

— Тебе нужно привести себя в порядок.

— Я выгляжу очень плохо? — На самом деле меня почти не интересует ответ, потому что он очевиден. Как может выглядеть человек, который ведет унылый образ жизни?

— Достаточно ужасно, чтобы меня разочаровать, — не щадит она и всучивает мне в руки ворох одежды. — Сейчас мы поедем в салон и проведем там не меньше шести часов, потом сходим на шопинг, а потом посмотрим какую-то глупую мелодраму.

— Лучше ужастик про зомби, - предлагаю я. Фильм, где в конце все переженятся, вряд ли доставит мне удовольствие.

— Вечно ты со своими шуточками, - ворчит мама, но все-таки улыбается краем губ.

Я принимаю душ, привожу в порядок волосы и даже одеваюсь без слез и истерик.

Веду себя и правда, как маленькая, на никто не учил меня спасаться от одиночества правильными способами.

И я даже почти успеваю выйти из комнаты, на в последний момент взгляд падает на аккуратно развешенный на спинке стула пиджак Дениса. У меня так и не поднялась рука дотронуться да него. Как будто неодушевленный предмет мог вдруг заговорить и обвинить меня в том, что я не имею права даже прикасаться к вещам человека, чьи надежды разбила.

Но наверное, ничего не произойдет, если я проста прижмусь носом к воротнику.

Просто вспомню запах человека по которому так глупо и безответно тоскует мое сердце.

Ткань пахнет Денисом так сильно, будто он снял его секунду назад. Будто только что был здесь: ходил по этому полу, трогал мои вещи, а потом ему стало жарко, и он просто сбросил ненужный предмет одежды.

И меня снова подкашивает.

Как-то на корню рубит, словно травинку: одним резким беспощадным движением. Я сгребаю пиджак в охапку, скручиваюсь вокруг него, как будто это единственная стабильная величина в маленьком трясущемся и рассыпающемся в хлам мире.

— Ты дурак! — Кому я это кричу? Темно-серой итальянской шерсти? — Ты мог меня простить! Ты же взрослый! Умный! Ты… ты!..

— … ну заканчивай.

Я рассеянно хлопаю глазами, потому что на минуту верю, что пиджак мне ответил. А раз такого быть не может, тс я просто сошла с ума от горя и тоски. Но... я не сошла с ума, потому что моя мать тоже вдруг начинает разговаривать с этим голосом, таким до боли похожим на голос Дениса.

— Я не верю, что у вас что-то получится, Денис, и делаю это не потому, что мы с мужем готовы принять ваши с Соней отношения. Я делаю это ради любви к своему ребенку. Которая слишком сильна страдает по человеку, явно этого не заслуживающему.

— Что? — Я громко шмыгаю носом, поднимаю голову и болезненно тру глаза кулаками. — Денис?