Паутина. Книга первая «Геныч» - Игорь Афанасьев

тебя, ни твою шлюшку больше не тронет... Но не вздумай с нами шутить! Корень, покажи ему перышко, которым ты будешь его резать!..

Когда Толик ушел, Кобчик сказал:

— Слушай сюда, Серый. Проследи сегодня за этим недоумком. Как увидишь ночью у магазина, сразу беги к автомату. Звони дежурному в ментовку. Пусть возьмут его тепленьким. Надоел он мне!

* * *

Глава 20. «Волки и шакалы.»

* * *

Хлопоты, связанные с подготовкой к свадьбе, постепенно подходили к завершению. Кольца куплены, белое подвенечное платье невесты и черный костюм жениха мирно висят на плечиках в шифоньере и дожидаются своей очереди. После пышной, иначе и не скажешь, свадьбы Эдика у Нины с Генычем осталась целая неделя свободного времени и они решили провести эту неделю в Пеньковке. Да и то сказать! Давно уже надо было жениху познакомиться с родителями невесты. Досадное упущение, которое следовало немедленно исправить.

Семейство Зайцевых не бедствовало. Их дом заметно выделялся в деревне своими размерами и какой-то особой фундаментальностью. Он был полностью построен из кирпича, а это считалось в Замежье признаком хорошего достатка. Дом стоял на самом краю деревни. Как раз напротив маленького деревянного домика, где проживали родители Вероники Ушаковой. Рядышком были заложены еще два фундамента. Все говорило о том, что вскоре здесь появится еще пара строений, судя по всему, не менее грандиозных, чем первое. У Петра Герасимовича, отца Нины, было еще два сына, которые тоже собирались обзавестись семьями. И он решил, что будет правильно, если свои дома они построят рядом с родительским.

Петр Герасимович считался свободным промысловиком и имел в тайге свою заимку, что по советским меркам дело немыслимое. Но в Замежье это было обычным явлением. Он со своими сыновьями надолго уходил в тайгу, добывал пушного зверя. Там же, на заимке, обрабатывал шкурки, а потом сдавал их в местную артель. В артели из этих шкурок шили шубы и шапки, а из выделанного меха делали неплохие воротники. Вся эта продукция распространялась среди местного населения, не выходя за пределы Замежья. Не хотелось жителям Пеньковки, чтобы большие начальники в столице прознали про эту артель. Такое на памяти стариков уже было. Когда-то в деревне делали лучшую в Сибири пеньку. Канаты, свитые из такой пеньки, отличались большой прочностью, ткани сотканные кустарным способом почти не уступали льняным, но зато были намного дешевле. Поэтому изделия из пеньки пользовались большим спросом и изготавливались в огромных количествах. По сути являлись главным источником дохода этого края. В те времена почти половина всех полей была засажена коноплей. По непонятной причине конопля, выращенная в этих краях, была невероятно хороша. То ли почва здесь какая-то особенная, то ли еще что? Однако конопля была замечательная, это признавали многие. И все было хорошо. Но потом приехала представительная комиссия из области и приказала уничтожить все посевы.

И вот теперь... Не дай бог узнают, что есть в Сибири маленькая деревня, где шьют меховые изделия, способные конкурировать с продукцией, изготовленной на лучших фабриках страны. Понаедут с проверками, обложат налогами, а то, глядишь, и вообще запретят такую деятельность: "Зачем нам эти проблемы?.. Нет!.. Мы уж как-нибудь сами походим в своих шубах!" Вот и получалось, что жители Замежья зимой щеголяли в одежде, какую трудно было достать даже в Москве.

Когда Нина открыла калитку, на нее тут же с громким лаем кинулась огромная собака. Она виляла хвостом, выказывая таким образом непомерную радость, и непременно хотела лизнуть девушку прямо в нос. "Лайма, что ты делаешь! — смеясь, отбивалась от нее Нина. — Уронишь ведь!" Но Лайма продолжала наскакивать. Собака принадлежала к той редкой породе сибирских лаек, которая всегда отличалась необычайной привязанностью к своим хозяевам. А Нина была хозяйкой. Она по каким-то причинам долго отсутствовала, и Лайма по ней тосковала. Собака учуяла Нину задолго до того, как та подошла к калитке, и заранее вышла из-под навеса чтобы встретить. И вот теперь её эмоции перехлестывали через край.

Из дома вышел Петр Герасимович, худощавый старик лет семидесяти, и быстро навел порядок. Он грозно цыкнул — Лайма, виновато виляя хвостом, убежала прочь. Старик подошел к калитке, внимательно посмотрел на Геныча:

— Приветствую вас, молодой человек. — сказал он неожиданно зычным и густым басом. — Вы чьих это будете?

— Это Геннадий Будников, папа, — сказала Нина. — Можно, мы все-таки войдем?

Петр Герасимович посторонился:

— Ну проходите, проходите... А вы не Василия ли Каврецкого сын?.. Как же! Помню я вашего отца. Великой силы был человек!.. Галина, где ты там? Иди, встречай гостей! Нина с молодым человеком приехала.

Галина Михайловна вышла на крыльцо. Стройная, величавая. С достоинством приветствовала Будникова и пригласила в дом. Геныч сразу заметил её удивительное сходство с дочерью. Ну просто копия! Только слегка пополневшая. Да еще морщинки на лице, которые совсем её не портят. Красивая женщина пожилого возраста. Вот такой наверное будет Нина в её годы...

— Ты бы, Петя, сбегал за сыновьями, — сказала она. — Таких гостей нужно встречать всем семейством.

— Подожди, мать, не спеши! — тихо перебил её Петр Герасимович. Он не торопился проявлять к гостю свое благодушие. Надо еще выяснить, что это за гусь! То, что парень — сын самого Каврецкого, еще ни о чем не говорит. И молва о его невероятном даре, которая даже до Пеньковки донеслась, тоже! Он все-таки выдает за этого парня свою любимую дочь, а здесь важны совсем другие показатели. Вот взять бы его в тайгу на несколько дней, сразу все и прояснилось бы! Тайга плохих людей не любит. Она выворачивает их гнилую суть наизнанку... Когда зашли в дом, старик сказал:

— Ну что, гости дорогие, садитесь и рассказывайте (при этом он обращался исключительно к Будникову) с чем вы к нам пожаловали?

— Папа, — укоризненно вступилась Нина. — Ну что ты, право! Я же вам