Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - Джордан Белфорт

– Алло?

– Это я, – ответил Одержимый. – Вы один?

Поскольку звонил агент ФБР, я на всякий случай огляделся, чтобы убедиться, что рядом никого нет.

– Да, один.

Встав с кресла, я принялся нервно расхаживать взад и вперед.

– Как идут дела? Вы давно мне не звонили.

– Я был занят, – ответил он. – Надо было кое в чем разобраться. Как вы там держитесь? Кажется, в вашей постели побывали русские?

– Очень смешно, – буркнул я, нервно посмеиваясь. – На данный момент с «наташами» покончено. Терпеть не могу их акцент. Знаете, как они говорят: да, да, да… бла, бла, бла… Очень быстро начинает раздражать.

По совету Магнума я рассказал Одержимому о шаловливых «наташах», чтобы это не всплыло во время дачи показаний под перекрестным допросом. Одержимый провел свое собственное расследование и, что было вполне ожидаемо, пришел к выводу, что в совокуплении с русскими золотоискательницами по сути нет ничего противозаконного.

– И все-таки как идут дела? Я давно вас не слышал, – сказал я.

Он ответил не сразу. После нескольких секунд пугающего молчания, похожего на тишину, в которой тикает часовой механизм бомбы и кажется, что время до взрыва тянется бесконечно долго. Наконец он сказал:

– Вообще-то, ничего особенного не происходит, но мне нужно, чтобы вы встретились с Дэйвом Биллом для разговора под скрытую запись.

Он еще немного помолчал и добавил:

– Знаю, вам это неприятно, но это нужно сделать.

– Зачем? – выпалил я. – Он вообще никто!

Не успели эти слова слететь с моих губ, как я понял, насколько нелепо они прозвучали. Дело было не в том, совершал я или не совершал преступления вместе с Дэйвом Биллом (разумеется, совершал, потому что я делал это со всеми своими друзьями), а в том, на кого Дэйв Билл мог их вывести.

Одержимый спокойно ответил:

– Неважно, кто он. Важно то, что мне известно, что он один из ваших ближайших друзей.

Он сделал паузу, словно подыскивая нужные слова.

– Послушайте, я тоже не нахожу в этом большого удовольствия, и, хотите верьте, хотите нет, Джоэл тоже. Но это нужно сделать. Я хочу, чтобы вы пригласили его пообедать вместе, согласны?

У меня упало сердце.

– Да… разве у меня есть выбор, черт побери? – вздохнул я. – Когда это нужно сделать?

– Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Давайте я прямо сейчас вас соединю, – ответил Одержимый.

– Хорошо, – я печально покачал головой, – какая, собственно, мне разница… Где я должен назначить встречу?

– В каком-нибудь тихом ресторане где-нибудь на Лонг-Айленде, но не в Хэмптонс, это слишком далеко для меня.

На мгновение я задумался.

– Сайоссет, ресторан «Каракалла», пойдет? Хорошая итальянская кухня, небольшой, тихий… Не все ли равно, где предавать своего лучшего друга?

– Не надо быть к себе таким жестоким, – сказал Одержимый. – Поверьте мне, если бы он оказался на вашем месте, он поступил бы по отношению к вам точно так же.

– Верю, – выдохнул я, зная наверняка, что Дэйв никогда бы меня не предал. – Ладно, звоните ему и давайте с этим покончим.

– Хорошо, не кладите трубку…

Тишина… два щелчка…

– Говорит специальный агент ФБР Грегори Коулмэн. Сегодня третье апреля 1999 года, время восемь часов вечера. Это согласованная запись телефонного разговора между сотрудничающим с федеральным правительством свидетелем Джорданом Белфортом и Дэвидом Биллом, – произнес Одержимый.

Снова тишина, потом я услышал глухие сигналы домашнего телефона Дэйва. С каждым гудком мое настроение падало, и когда Дэйв взял трубку, до меня вдруг дошло, что теперь я уже не то что хуже любого ничтожества, я хуже дерьма этого ничтожества.

Некоторым образом Дэвид Майкл Билл олицетворял все, что могло быть правильного и хорошего в «Стрэттон-Окмонт». Родившись в захолустнейшем городишке Бертонсвилл, штат Мэриленд, где гнуть подковы и валить наземь коров было излюбленной местной забавой, он рос без отца в страшной нищете. У него было такое «самодельное» детство, когда глубокий порез приходилось зашивать его собственной матери с помощью прокаленной швейной иглы и нитки.

В интеллектуальном отношении Дэйв не был ни чрезвычайно умен, ни чрезвычайно глуп. Он был чем-то средним. И продавец из него был не ахти какой, поскольку он был слишком честен и открыт, да еще и говорил с таким напевным южным акцентом, что не мог никого заставить сделать то, чего тому не хотелось.

Как большинство детей из Бертонсвилла, он рос, не зная жгучего желания разбогатеть – это придет к нему позднее, – зато с ясным пониманием того, что в мире мало начальников, но много подчиненных, и что сам он тоже один из подчиненных, и в этом нет ничего плохого.

Обычно такой высоченный деревенский парень-силач, как Дэйв Билл, никогда не идет учиться в колледж. Вместо этого он устраивается в какую-нибудь местную автомастерскую и занимается там заменой масла, регулировкой двигателей и прочее. А в выходные пытается влезть в узкие джинсы какого-нибудь местного дизайнера. Но судьбе было угодно, чтобы Дэйв мог похвастаться двумя замечательными вещами – скоростью и силой, которые дали ему возможность получить стипендию за успехи в вольной борьбе и отправиться учиться в Университет Мэриленда.

Там он встретил красивую еврейку-блондинку по имени Лори Елович, которая была вдвое меньше его по размерам и полной противоположностью во всех остальных отношениях. Лори родилась на Лонг-Айленде в очень зажиточной семье с большими политическими связями, поэтому когда они с Дэйвом окончили университет, то переехали на Лонг-Айленд, чтобы быть поближе к ее родным. Понятное дело, такой парень, как Дэйв, которого скорее ожидаешь увидеть на стоге сена в джинсовом комбинезоне без рубашки, оказался белой вороной на Лонг-Айленде с его жестокой конкуренцией. Все думали, что Ларри, отец Лори, поможет Дэйву найти свое место в жизни и воспользуется своими немалыми связями, чтобы устроить его на приличную работу (скажем, в какой-нибудь департамент озеленения или санитарии).

И снова судьба вмешалась в жизнь Дэйва Билла, когда в ноябре 1988 года Лори наткнулась в «Нью-Йорк таймс» на объявление о найме на работу, и Дэйв стал одним из первых молодых американцев, откликнувшихся на призыв работать в фирме «Стрэттон». Подобно многим другим молодым жеребцам, которые явились в «Стрэттон» позже него, он приехал на собеседование на старом драндулете, в дешевом костюме, потрепанном до такой степени, что он буквально расползался по швам.

Тем не менее он успешно прошел тест на подражание и затем программу обучения, научившись продавать – или, говоря языком стрэттонцев, стал неотразимым в своем деле. Дважды в день я произносил речь-проповедь перед моими сотрудниками, и Дэйв тоже стал верить, что алчность – это хорошо, и что клиенты должны либо купить, либо умереть, и что богатство и выставление его напоказ и есть единственная верная дорога к счастью.