Движущиеся картинки - Терри Пратчетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты посмотри на него, может, он опять детей нашел? Туда-сюда ходит, на улицу зовет. Он ведь умный пес.
— Пойдем, разберемся, — сказал первый тролль.
— Здорово. Давненько я не…
— Слушай, есть людей в Голывуде категорически запрещено. Это создает нам дурную репутацию! Кремневая Лига по Защите Троллей тебя в порошок сотрет.
— Точно, а так ведь можно премию получить или ценный подарок.
— ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ…
— Правильно! А потом, если мы спасем детей, это будет… это будет… создание положительного имиджа тролля, хороший, как его, публичный рилейшн.
— А если никого не спасем, в конце концов можно сожрать пса, правильно?
Трактир опустел. В нем остались лишь вечные облака дыма, котлы с плавящейся троллевой снедью, Рубина, лениво соскребывающая застывшие остатки лавы с мисок, а также мелкий, изъеденный блохами, затравленного вида пес.
И этот мелкий, изъеденный блохами, затравленного вида пес пребывал в тяжких раздумьях.
Он пыталась определить разницу между «выглядеть Чудо-Псом» и «быть таковым».
— Вот паскудство, — наконец подвел итог пес.
Виктор помнил, что в детстве очень боялся тигров. Напрасно взрослые убеждали его, что в радиусе трех тысяч миль никакого тигра не может быть в помине. Маленький Виктор задавал вопрос:
— А между нашим городом и тем местом есть какое-нибудь море?
И когда взрослые говорили, что, дескать, моря, может, и нет, Виктор всегда отвечал:
— Значит, нас разделяет только расстояние… То же самое он мог бы сказать применительно к тьме. Все жутковатые темные местечки одинаково жутковаты именно благодаря природе тьмы. Тьма — везде, тьма — неизменна, тьма лишь поджидает, когда исчезнет свет. Это как Подземельные Измерения — они только и ждут, когда в реальности появится трещина.
Виктор покрепче обнял Джинджер.
— Не нужно, — сказала она. — Я уже взяла себя в руки.
— Молодец, — без особого воодушевления похвалил он.
— Да, но твои руки тоже обнимают меня.
Виктор попытался расслабиться.
— Тебе холодно? — спросила она.
— Немного. Здесь как-то сыро и промозгло.
— Значит, это твои зубы так скрежещут?
— А чьи же?… О нет, — поспешно добавил он. — Лучше не отвечай.
— Знаешь, — сказала она спустя минуту-другую, — хоть убей, не помню, что я тебя связывала. Я ни один узел толком завязать не умею.
— В этот раз у тебя все получилось.
— Помню только свой сон. Я слышала голос, который говорил мне, что я должна кого-то разбудить… разбудить… того спящего!
Виктору тут же вспомнилась закованная в латы фигура, возлежавшая на надгробной плите.
— А ты этого спящего хорошо разглядела? — спросил он. — Можешь описать его внешность?
— Сегодня я его толком не рассмотрела, — задумчиво произнесла Джинджер. — Но во сне он всегда чем-то похож на моего дядю Освальда.
И тогда Виктору вспомнился меч, который длиною превышал его собственный рост. Удар такого меча отразить попросту невозможно — он разрубит пополам любое препятствие. Он представил себе типа по имени Освальд с таким мечом в руке — и содрогнулся. Картинка была не из приятных.
— А почему он напомнил тебе дядю Освальда? — полюбопытствовал Виктор.
— Потому, что дядя Освальд лежал так же неподвижно, как этот воин. Дело в том, что своего дядю я видела всего раз в жизни. И случилось это на его похоронах.
Виктор открыл было рот — и тут услышал далекие, невнятные голоса. Несколько глыб сдвинулись с места. И голос, прозвучав на сей раз гораздо ближе, сказал:
— Здравствуйте, дети! Выходите, дети, мы вас спасли.
— Это же Утес! — воскликнула Джинджер.
— Я бы узнал этот голос из тысячи! — вскричал Виктор. — Э-гей! Утес! Я здесь! Это я, Виктор!
Повисла неуклюжая пауза. Но вскоре голос Утеса зазвучал во всю мощь:
— Это же мой друг Виктор!
— Значит, нам его есть нельзя?
— Никто не съест моего друга Виктора! Мы его быстро-быстро раскопаем!
Послышались скрежещущие звуки. Потом Виктор услышал, как какой-то другой тролль сказал:
— И это называется известняк?! Гадость какая-то…
Скрежет возобновился. Вступил третий голос:
— Может, все-таки съедим их, а? Ведь никто ничего узнает.
— Ты — некультурный тролль! — рявкнул Утес. — Ты что говоришь? Если ты начнешь есть людей, все будут смеяться над тобой, пальцами показывать, говорить: вот какой глупый тролль, абсолютно не умеет вести себя. В итоге тебя лишат трех долларов в день и отправят обратно в горы.
Виктор издал легкий смешок — по крайней мере, он надеялся, что смешок у него получился.
— Помереть можно со смеху, правда? — повернулся он к Джинджер.
— Ага. Помереть.
— Уверяю тебя, вся эта людоедская болтовня — сплошная бравада. Они сейчас этим почти не занимаются. Можешь не волноваться.
— Я и не волнуюсь. Я волнуюсь только из-за того, что по неизвестной мне причине гуляю во сне. Ты сейчас заставил меня поверить, что я хочу разбудить того воина. Но ведь это настоящий кошмар. Значит, с головой у меня что-то случилось.
Еще несколько глыб с грохотом сдвинулись с места.
— Как-то странно все это, — проговорил Виктор. — Видишь ли, в большинстве случаев, когда люди одержимы… эт… гм… ну, то есть одержимость не предполагает заботливого обращения с ближним, да и с самим собой тоже. Одним словом, одержимость не стала бы тщательно связывать меня по рукам и по ногам. Просто врезала бы мне чем-нибудь по макушке, и все.
Он поискал в темноте ее ладонь.
— А этот человек на надгробной плите…
— Ну?
— Я уже видел его. В книге, которую нашел. Там масса картинок с его изображением. Видимо, считалось, что он очень важный, потому и скрыли его за воротами. Во всяком случае, мне кажется, именно об этом говорят пиктограммы. Врата… человек. Человек по ту сторону врат. Пленник. Понимаешь, я теперь точно знаю, все эти жрецы, или как их там, должны были делать свои обходы и совершать песнопения только потому, что…
Как раз в этот миг ближайшая к его голове глыба отползла в сторону, открывая щель для струйки жиденького света. Следом за светом ворвался Лэдди, который тут же, не переставая лаять, попытался облизать Виктору лицо.
— Да, да! Хороший, хороший Лэдди! — говорил Виктор, пытаясь увернуться от его приветствий. — Умница. Хорошая собака. Умница, Лэдди!
— Умница Лэдди! Лэдди умница!
От его лая откуда-то сверху посыпались мелкие камешки.