Египтолог - Артур Филлипс

Аренда. Жалованье рабочих за прошлую неделю, которое Ахмед требовал столь красноречиво. Еще нанять новую бригаду. Работал допоздна, составлял планы, перепроверял сальдо, переписывал сметы. Денег нет. Поразительно, что удача улыбнулась Картеру именно сейчас, после стольких лет блужданий вокруг да около.

Он приходит в мой особняк, когда я уже готовлюсь отойти ко сну. Он извиняется за вторжение, улыбается, оправдывается, несколько смутясь, отклоняет предложение выпить. «Пришел сказать только, что я восхищен вашими трудами, — говорит он, — Вашими великолепными переводами, вашим анализом. Я был бы счастливейшим человеком, если бы мог звать вас братом. Моя скромная гробница да будет посвящением вам и вашей настойчивости. Такие усыпальницы — легкая добыча, правда, Тута хочешь не хочешь, а найдешь, везде словно знаки поставлены, мол, вот здесь, вот тут… но, Ральф — могу я называть вас Ральфом? — земля, на которой вы стоите, есть terra весьма incognita,[21]весьма мистериозо и непостижима, и доведись мне оказаться на вашем месте, я бы так не смог, я бы просто растерялся. И — да, чуть не забыл, хотел сказать, что сегодня вечером леди Эвелин справлялась о вас, знаете, вся горела любопытством. Я сказал ей, что вы помолвлены с американкой, богатой наследницей, и ее лицо осунулось на моих глазах, да, старина, осунулось, представляете? Жаль, конечно, девушка стоит столько, сколько весь китайский чай, а ее папа — о таких друзьях можно только мечтать, он граф, у него 36 ООО акров земли. Если хотите знать мое мнение, вам следует влюбиться в леди Эвелин».

«Если бы это было так легко — влюбиться», — бросаю я ему вслед, и он растворяется в ночи.

Вторник, 28 ноября 1922 года

Каблограмма от Ч. К. Ф.:

КАРТЕР НЕ В ТВОЕЙ КОМАНДЕ? В ГАЗЕТАХ ТОЛЬКО О НЕМ И ПИШУТ.

ОН НЕ С ТОБОЙ? ВЫСЫЛАЙ ОПИСЬ НАЙДЕННОГО. КАРТЕРУ НУЖНЫ ДЕНЬГИ? РАЗУЗНАЙ.

Когда передаешь курьеру карточку с текстом каблограммы, пребываешь в смятении: инстинктивно ожидаешь, что мальчик тут же тебе ответит, хотя, конечно, он не более чем наемный проводник. Ты будто пытаешься докричаться до глухого и оглушающего ветра. И все-таки до тебя доносится словно отдаленное эхо, и ты читаешь на непроницаемом мальчишеском лице: Ч. К. Ф. со мной покончил. Стоит кому-то довериться — и всегда одно и то же, всегда. Люди, которые в непристойной погоне за мерзкой наживой готовы наплевать даже на любовь и ради сиюминутной выгоды бросить тебя на произвол судьбы, всегда застают врасплох.

О проблеме доверия к финансистам: «Профессор Трилипуш, — сказал он, как сейчас помню, когда другие инвесторы ушли с июньского собрания, — не уделите ли вы мне минуточку?» Я еще отметил, что он неожиданно вежлив; ибо, что бы вы ни думали о Честере Кроуфорде Финнеране, эпитет «благовоспитанный» приходит в голову в последнюю очередь. «Я тут подумал, это, может, вы мне посоветуете чего насчет моей персональной коллекции?» Его агатовые глазки буравили мое плечо, сигара то вспыхивала, то тлела. «Я знаю, в этой фараоновой могиле будет куча золота, мумии и всякое такое, все как вы только что обстоятельно рассказали. Но мне бы хотелось привлечь ваше внимание к другим вещам… изящные искусства, разные ваяния, скульптуры, рисунки… такие, каких в музее не выставишь, потому что о них будут много спорить. Вещи, которые скорее заинтересуют частного коллекционера. Я знаю, вы знаете, о чем я. Более практичные вещи… — Его смущенный монолог все продолжался, я уклончиво поддакивал. — Именно вы поймете, именно вы — как ученый, как человек…» Руки Финнерана словно перебирали невидимый шнур, повязанный вкруг талии.

Он повел меня в свой кабинет, обогнул стол, остановился у книжной полки; начал вытаскивать одну из книг, потом задвинул ее обратно, потом опять вытащил; книга раскачивалась, опираясь на нижнюю кромку корешка, а Финнеран будто никак не мог решить, вынимать ее или нет. Оставив том в покое, он страдальчески вздохнул, повернулся ко мне и скрестил руки на груди. «Понимаете, это вопрос вашей, э, вашей…» Финнеран хотел было пригладить роскошные усы и пышные баки, но те по-прежнему существовали только на его портрете, висевшем тут же на стене. Увидев, что я смотрю на картину, он сказал: «Вы всегда гладко выбриты? Я, знаете, все никак не привыкну…» Он положил в пепельницу тлеющую сигару, рдеющую и кривую, словно пораженный молнией древесный ствол, и принялся дергать ту же книгу за корешок — туда-сюда, туда-сюда. Он попросил Иисуса сотворить кое-что с неким бостонским ирландцем-плотником. Опять и опять он вытаскивал и задвигал книгу с упорством фанатика, проклиная всех и вся.

«Что это за книга, Ч. К. Ф.?»

«Удойная христова мать, я зажарю его заживо», — пробормотал он, бешено двигая книгу вперед и назад.

«Привет, папочка. Встреча закончилась? — Маргарет неслышно вошла в кабинет, — Привет, Ральфи. Ну как, поладил с бостонскими плутократами?»

«Моя любимая, моя родная, — говорю я, — Ты — воплощенье непредставимой красоты!»

«Мы заняты, выкатывайся», — рычит вечно деловой хозяин дома, наподобие гориллы припав к полу и выпятив в нашу сторону ягодицы; оборачиваясь, я нахожу Ч. К. Ф. на коленях, он запрокинул голову и разглядывает нижнюю полку как раз под той книгой, которую массировал, когда вошла Маргарет.

«Роза нежнейшего цвета, — продолжил я, — терпкий весны аромат!» Именно такой, тысяча проклятий, она и была в тот день — и ни следа болезни. Мне следовало развернуться на месте, забыть о своем чудовищном покровителе и его неодолимых позывах, сжать ее в объятиях и… Я мог бы наброситься на нее прямо там, разобраться со всем на месте и в тот миг, когда не было на свете ничего важнее, забыть об остальном и добиться того, чтобы она стала моей женой. Нет, конечно, она бы ни за что не согласилась тогда — нет, ей нужен был мой триумф. Но она была столь свежа и чиста в тот день. И будет такой — если я добьюсь хоть какого-то успеха и смогу к ней вернуться.

«Извиняюсь за заминку, перферсор», — говорит Финнеран и призывает Инге, чтобы та увела Маргарет из комнаты и поволокла бродить по общественному парку дышать свежим воздухом. Стоило дубовой двери его логовища захлопнуться, как он поднялся с колен и начал исступленно дергать книгу взад-вперед. Мгновением позже кто-то поскребся под закрытой дверью, Финнерана скрючило, у него задергалась щека. Проорав что-то вроде «христовы печенки-селезенки!» (или похожую кельтско-католическую чушь), он вприпрыжку понесся к двери и обнаружил за ней спаниеля Маргарет, который сполна расплатился за вторжение.

«В конце-то концов!» — взревел Финнеран, возвращаясь к своему гипнотическому занятию, но тут книжная полка, повинуясь пружинному механизму под заторможенной книгой, внятно щелкнула и на дюйм сдвинулась с места. Финнеран уперся плечом в край книжного шкафа, повернул шестиполочное сооружение вокруг центральной оси, открыв проход настолько, чтобы мы смогли в него протиснуться, и поманил меня за собой. Когда шкаф за нами закрылся (очевидно, подчинившись все той же ненадежной пружине, которая в один прекрасный день выпустит нас наружу), Финнеран включил шеренгу электрических ламп.