Джек Ричер, или Заставь меня - Ли Чайлд

– Нам стоит рискнуть и объехать вокруг квартала? – спросила Чан.

– Еще рано, – ответил Ричер. – Думаю, нам ничего не грозит.

Она свернула налево от клуба и проехала вдоль правой стороны. Такой же огромный размер, тот же розовый цвет. Те же губы и сердечки. «Что-то в этом есть от дружелюбия пьяного», – подумал Ричер.

Потом они увидели, что здание занимает не весь квартал. Задняя часть квартала представляла собой двор для доставки. Вполне разумно. Клуб такого размера нуждается в больших количествах предметов потребления. Как океанский лайнер. И производит огромное количество мусора и отходов, требующих переработки. Значит, сюда должны регулярно подъезжать машины.

Двор был огорожен мощной проволочной сеткой с розовыми экранами, не позволявшими разглядеть, что происходит внутри. Поверх ограды шла армированная колючая лента, перелезть через которую было невозможно. Однако две десятифутовые секции ограды открывались внутрь, чтобы пропускать машины с продуктами, выпивкой и мусором.

Одна из створок была открыта.

– Остановись, – сказал Ричер.

Чан притормозила и аккуратно подала машину назад для лучшего обзора.

– Глазам своим не верю, – сказала она.

За воротами они увидели ряд контейнеров для мусора, далее – свободный пятачок возле кухонной двери с фальшивой зеленой травой, уложенной поверх бетона, символическую ограду из штакетника и белую металлическую садовую скамейку с большим парусиновым зонтиком от солнца. Для поваров и официантов, чтобы те могли спокойно покурить.

На скамейке сидел толстяк.

Он курил толстую сигару и говорил с латиноамериканцем в майке без рукавов и бандане, который стоял рядом чуть ли не по стойке «смирно». Взгляд латиноамериканца был устремлен в какую-то точку, находившуюся за головой толстяка.

Впрочем, слово «толстяк» было явно недостаточным. Мужчина, на которого они смотрели, не был пухлым, или ширококостным, или имел лишний вес, или страдал от ожирения. Он являлся горой. Причем огромной. Более шести футов только поперек. Скамейка под ним казалась крошечной. Он был одет в серый восточный халат, доходивший до щиколоток; из-за громадного живота ему пришлось раздвинуть колени, и он откинулся назад, уместив на скамейке лишь часть необъятного зада – сидеть прямо он не мог.

Его тело не имело традиционных контуров. Это был единый треугольник плоти, с грудями размером с баскетбольный мяч, а еще глыбами и выпуклостями не меньше подушки для двуспальной кровати. Руки покоились на спинке скамейки, с локтей свисали огромные складки жира.

Он был колоссальным, именно такое слово употребил контакт Чан. Голова, по сравнению с туловищем, казалась крошечной. Розовое лицо лоснилось от солнца, маленькие глаза утопали в жире, к тому же он щурился на ярком свету. Кожа на лице так сильно натянулась, слово ему засунули в ухо велосипедный насос и сделали десяток мощных качков. Волосы толстяка были подстрижены так же коротко, как у трех парней, оставшихся в доме сестры Маккенна.

– Возможно, он брат или кузен. Может быть, это семья толстяков.

– Он похож на босса, – сказал Ричер. – Посмотри, как он разговаривает с парнем. Тому явно не по себе.

Так и было. Никаких спектаклей. Никакого крика. Только нескончаемый поток слов и тихий голос, и оттого еще более жесткий и пугающий. Не вызывало сомнений, что парню в бандане явно не по себе. Он стоял совершенно неподвижно и продолжал смотреть в одну точку, дожидаясь, когда босс закончит говорить.

– Мы должны знать наверняка, – сказала Чан. – Может быть, Мерченко наделяет кого-то полномочиями. Может, у него есть подчиненный. Возможно, перед нами его брат или кузен, который занимается персоналом.

– Твой контакт что-нибудь говорил про членов семьи Мерченко? – спросил Ричер.

– Она ничего не сказала.

– Ты можешь проверить?

Чан набрала номер. Ричер продолжал наблюдать за толстяком. Тот никуда не собирался уходить. Во всяком случае, пока. Он продолжал говорить. Мишель задала свой вопрос, выслушала ответ и повесила трубку.

– Мы ничего не знаем о членах его семьи.

– Он выглядит как босс, – повторил Ричер. – Но я не вижу охраны. Никаких парней в темных очках и с проводами в ушах. Один должен обязательно находиться у ворот. Минимум один. Толстяк наверняка является боссом мафии. Однако его прекрасно видно с улицы, он просто сидит здесь. И никто не попытался нас прогнать.

– Возможно, он уверен в своей безопасности, – заметила Чан. – Или просто не сомневается в том, что его люди нас прикончили. Может быть, у него нет других проблем. Может, он хищник высшего порядка в здешних местах, и никто не осмеливается бросить ему вызов.

– Если он – тот, кто нам нужен.

– Мы не можем действовать на основе предположений.

– Жаль, я мог бы разобраться с ним отсюда.

– В самом деле?

– Фигура речи. Только не с пистолетом. Мне нужно находиться ближе, чтобы получилось наверняка.

– То есть попасть во двор?

– Идеальный вариант.

– Возможно, за воротами находятся три охранника.

– Не исключено. Но для этих парней имидж очень важен. Они любят, чтобы их видели за стеной человеческой плоти. Или вообще не видели.

– Значит, весьма вероятно, что это не наш парень.

– Он определенно очень на него похож. Он толстяк и выглядит как человек, который диктует правила.

– Мы должны знать наверняка.

– Мы никогда не будем знать наверняка. Если только я не попрошу его предъявить документы. А у него их может не быть. На его одежде я не вижу карманов.

– Это халат. Муму[18].

– А что такое муму?

– То, что на нем надето.

– Нам необходимо выяснить, кто это. Возможно, судьба решила преподнести нам подарок. И перед нами Мерченко.

– В этом вся и проблема – слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Возможно, он чересчур самоуверен. Как ты и сказала. Или это рутина. Может быть, его охранники находятся внутри, они привыкли, что он выходит во двор покурить. Еще слишком рано, вокруг никого нет. А он не любит, когда они находятся слишком близко. Или считает, что работать с персоналом лучше без свидетелей.

– Как долго он будет здесь оставаться?

– У него большая сигара. Но он может курить ее по частям.

– У нас не будет лучшего шанса.

– И это не может продолжаться долго.

– Мы должны знать наверняка.

Ричер промолчал.

Толстяк продолжал говорить. Складывалось впечатление, что его речь стала энергичнее, потому что жир на шее начал колыхаться. Однако все остальное тело оставалось в неподвижности. Он не сделал ни одного жеста.