Зеркальная страна - Кэрол Джонстон

Второй этап. У Росса есть одно большое достоинство: он весьма предсказуем. За пару недель до того, как появился замысел первого этапа, я нашла открытку, которую он написал мне много лет назад, чтобы я застукала вас двоих в Роузмаунте. Представляешь, она просто лежала у него в бумажнике! Наверное, он все-таки любит хранить трофеи. Настоящий подарок для меня! Ведь я не могла быть уверена в том, что в моей смерти обвинят именно мужа, что его вообще станут подозревать. Насчет тебя я знала: ты обязательно вернешься. Он свяжется с тобой, затем попытается тебя удержать. Значит, я должна его опередить и раскрыть тебе глаза. Мы обе должны спастись – такова суть сделки, которую я заключила сама с собой. В этом и есть смысл ПЛАНА номер два.

Вот уже несколько недель я веду себя как женщина, которая подвергается домашнему насилию, – то есть я перестала это скрывать. Удивительное ощущение! Вдобавок очень приятно узнать, что у меня хорошие друзья, готовые прийти на помощь. (Кстати, если вы встретитесь, то я хочу извиниться за Анну – ее преданность не знает границ! Но если понадобится, то она будет на твоей стороне.)

Я знаю, как действует Росс. Я знаю, что, когда и как он тебе скажет и сделает. Я оставила Вику расписание для отправки подсказок, которые он пошлет по электронной почте от имени Мышки. Поверь, если можно было бы обойтись без этого, я обошлась бы, но другого пути нет. И я уверена, что ты разгадаешь их все, как и задумано. Я уверена, что ты перестанешь верить лжи и поверишь мне. Полиция к тебе наверняка прислушается. Сначала его признаешь виновным ты, вслед за тобой – все остальные. Я думаю, ты отомстишь за меня, невзирая ни на что. В этом и заключается мой план. Больше мне надеяться не на что.

Сегодня я умру. Страх почти ушел, мысли о смерти уже не так пугают. Наверное, я больше похожа на Реда, чем на Энди: слишком привыкла к своей тюрьме и жить без нее не смогу. Впрочем, утопиться мне не хватает храбрости. Конечно, для обвинения Росса в убийстве без тела не обойтись, но всякий раз, когда думаю об этом, я вижу дегустатора ядов, давящегося жгучей черной жемчужиной, и знаю, что не смогу. Я потихоньку откладываю свои антидепрессанты, потом добавлю к ним таблетки из тумбочки Росса. Надеюсь, их хватит. Надеюсь, на этот раз план сработает, и мы обе спасемся. Возможно, ты считаешь, что самоубийство – паршивый способ спасения, однако мне он вполне подходит. В прошлый раз ведь сработало – ты спаслась! Все, чего я хочу, перефразируя Стивена Кинга, – чтобы ты занялась жизнью, в то время как я займусь смертью. Или, если для тебя это звучит слишком легкомысленно, вспомни вот о чем: снежный день в кладовке, мама сидит на подоконнике и читает последние слова Сидни Картона перед тем, как его отвели на эшафот: «Это самое лучшее из всего, что я совершил в жизни». Так оно и есть! Я счастлива. Впервые за много лет я обрела покой.

Правда, кое-что меня тревожит. Планируя все это, я не дала тебе выбор. У нас с тобой его никогда особо и не было. Нам просто не позволяли выбирать. Так вот, это письмо – твой выбор. Оно доказывает, что я задумала и что сделала. Можешь показать его полиции или адвокату Росса, потому что он наверняка так просто не сдастся и будет подавать апелляцию за апелляцией.

Возможно, ты до сих пор не доверяешь мне и не веришь ни единому моему слову. Впрочем, надеюсь, ты вспомнила правду. Надеюсь, дом, подсказки, охота за сокровищами, дневник сработали и заставили тебя осознать, что случилось в последнюю ночь нашей первой жизни, и теперь ты знаешь, что человек, который лгал тебе, – ты сама. Я хочу, чтобы ты сама выбрала, как будут развиваться события. Черная метка у тебя есть, вот и решай, что с ней делать. Не думай обо мне!

И никогда не думай, что сделанный тобой выбор – неправильный!

Наверное, я не так уж и сильно отличаюсь от мамы. Однажды она сказала мне, что невинная ложь – это просто ложь, которая еще не утратила невинность. Наверное, так и есть – я растеряла всю свою невинность. Ну и бог с ней! По-настоящему важно только одно: когда-то ты спасла мне жизнь, и теперь я спасаю твою.

Прошу, не переставай в меня верить!

С любовью,

Эл

Я беру Эл с собой на кладбище Локэнд, чтобы навестить маму, и ставлю рядом с могильным камнем. Урна с прахом – массивная, уродливая керамическая штука со строгими завитушками и коричневыми цветами. Я теперь с ней не расстаюсь; таскаю за собой повсюду, как ребенок любимую игрушку.

Вместо увядших белых роз я ставлю свежие красные; оглядываю траву, надгробие, вычурные золотые буквы. «Ушли, но не забыты». Хотя в последнее время я очень стараюсь не забывать ничего, на этот раз делаю исключение и не смотрю на его имя, не вспоминаю его лицо, не думаю о том, что он лежит рядом с мамой в темноте, и так будет до тех пор, пока их прах не станет землей.

Раньше я считала, что Эл любит «Повесть о двух городах» из-за трагизма, жестокости, неумолимой мадам Дефарж с ее вязанием. Я помню, как стояла в залитом солнцем саду и думала: сестра украла мою жизнь! Вместо благодарности я испытывала гнев и ужас. Нет, я не заслуживаю ни маминой жертвы, ни жертвы Эл. Пока обе они страдали, я лишь жалела себя и делала вид, что ни о чем не догадываюсь. Я была отражением в зеркале, тенью на земле – темной, плоской и недолговечной.

* * *

Я заказываю поминальную службу. Даю объявление в газете, сажаю в честь Эл дерево в парке рядом с заливом Грантон и Ферт-оф-Форт. Запинаясь и заикаясь, произношу никудышную речь перед почти незнакомыми людьми, и они награждают меня жидкими аплодисментами. Вдалеке маячит Мари, но близко не подходит.

Некоторые заглядывают на поминки в паб, но вскоре расходятся. Спустя пару часов остаются лишь Вик с Анной. Мы сидим и вспоминаем Эл, избегая неудобных тем вроде ее соглашения с Виком, разговоров о Россе или о суде. Я потягиваю диетическую колу, отчаянно мечтая о водке. Когда распахивается дверь и входят Рэфик с Логаном, я достаточно спокойна, чтобы обрадоваться им.

– Отличная речь, Кэт, – замечает Рэфик.

– Вы тоже там были?

Рэфик улыбается.

– На подобных мероприятиях полиция всегда маячит на заднем плане.

– Как обычно, двойной скотч, шеф? – бормочет Логан, и я с нелепым сожалением отмечаю, что он постригся наголо.

– Нет уж, – бросает Рэфик, смерив его презрительным взглядом. – Двойной односолодовый виски! – Смотрит на нас. – Что-нибудь хотите? Сегодня платит он.

Логан бредет к бару, а Рэфик облокачивается о спинку свободного стула за нашим столиком.

– Мы только по одной – и уйдем, – заверяет она. – Вы не против?

– Я всегда вам рада!

Как ни странно, так оно и есть. Я скучала по Рэфик и теперь думаю о ней не как об инспекторе полиции, а о женщине, которая сидела на полу морга, обнимала меня и гладила по спине, пока я оплакивала свою мертвую сестру; о женщине, не верившей ни Россу, ни мне и не сдавшейся, пока не нашла ответы на главные вопросы и не довела дело до конца. Конечно, она знает, что это не вся правда или только полуправда, однако верит, что все закончилось так, как нужно.