Крепостной Пушкина 3. Война - Ираклий Берг

— Франция грозит выйти за Австрию. Мне сообщили лично от…а, не суть. Король Прусский не выстоит в одиночку, видимо, мы вступился за них, — размышлял поэт с присущей ему логикой. Выглядела она так: Россия друг и тем и другим, значит не вмешается так просто. Но если влезет Франция, то Россия сразу примет сторону более слабой стороны. Не могу не признать — разумно. Нередко так и происходило в истории. Пойдёт француз за Австрию — будем с Пруссией, объединится с Берлином — поддержим Вену. Пока яно одно: немцы народ серьёзный, и, поскольку немцы и те и другие, то к делу подошли со всей ответственностью.

Войска наши расположены столь удобно, что могут нанести удар и по тем и по другим хоть их Польши, хоть с Молдавии, но, вероятно, не нанесут первыми. Государь станет ждать действий Парижа, прикидывать одно к другому, словом — сыграет вторым номером. Такое было моё мнение.

— Я мыслю сходно, — согласился Пушкин, — и для нас это значит то, что ты предсказывал. Никакой помощи от главной армии мы не получим.

Во-вторых, у нас война с Англией. Свершилось! Я даже привстал на локтях и потребовал вина, дабы обмыть такую радость. Вино мне дали, но потому лишь, что в этом благословенном времени оно считается одним из видов лекарства. Официальная причина войны — притеснение английских купцов и нарушение никому не ведомых «правил свободы торговли». Чудесно сказано. Если мне не изменяет память, Турция исправно поставляла островитянам опиум. Будет за нас счастье военное — непременно припомню сей факт. Были у меня мысли на этот счёт.

В-третьих, Пушкин теперь самый главный. Он и вчера был не последним человеком, но сегодня стал совсем взрослым. Большим, то есть. Бутенёв не вернётся в Константинополь в ближайшее время. Александр Сергеевич теперь официально чрезвычайный и полномочный посол. Самое вкусное заключается в том, что нашему поэту прямо подчинённы не только гражданские, говоря привычным мне языком, но и военные. Здесь юридическая заковыка, правда, но местных ничего не смущает. Если, например, корабли Черноморского флота стоят перед нами в проливе, то полномочный посол имеет право отдавать им (командованию) приказы. Сама зона действия, даже территориально, не означена твёрдо. Может ли Пушкин отправить отсюда хоть линейный корабль на Мадагаскар? Насколько я понял — да. А в Севастополь? И туда может, подтвердил Александр не слишком уверенно. Что же Лазарев? Тот тоже может…наверное. По одобрению императора. Не стал мучить сильно его уточнениями, понял, что начальников у нас довольно, чьи полномочия немножко пересекаются. Эка невидаль.

Дальше — больше. Наше Всё теперь не только адмирал, но и полководец, поскольку десант подчинён кому? Представителю государя, Александру Сергеевичу. Человеку совершенно не военному. Послу без посольства. Здесь, впрочем, придираюсь. Посольство — это мы, а не здания.

Стало немного смешно и я развеселился. Умеет Пушкин поднять настроение! А как было не улыбаться, стоит представить ситуацию в которой очутилось солнце русской поэзии. Флот, не весь, но тот что перед глазами — точно (и всё прибывающий, одних линейных кораблей скопилось аж восемь), включая вице-адмирала лично. Десант с генералом, и немалый — тринадцать тысяч штыков и сабель. Турки, коварные и подхалимствующие. Ну и я в резерве, вот только с кровати встану.

О десанте следовало знать подробнее, здесь Пушкин просто перечислил состав, после чего взглянул так вопросительно, интересуясь будто довольно ли.

Пришла вторая бригада 26-й пехотной дивизии (Люблинский и Замосцкий пехотные полки) с ротой артиллерии, затем третья бригада той же дивизии (51-й и 52-й егерские полки), с двумя ротами артиллерии, с ними 41-й донской казачий полк и 6-й саперный батальон. Как оказалось, ничего нового никто не изобрёл, все эти части годом ранее как раз и были участниками того десанта, что привёл к заключению мира султана и мятежного паши. Логично. К ним добавили вторую бригаду 20-й пехотной дивизии, неполного, впрочем, состава, при 8 орудиях. Всего собралось двенадцать тысяч пехоты с сорока пушками и тысяча казаков.

— Зря вы от копья тогда отказались, — попенял я новоявленному Ганнибалу, — от судьбы не уйти. Пушкин закрыл лицо руками и какое-то время сидел молча. Ситуация, конечно, так себе. Везде он главный, но везде есть свои нюансы. Во флоте — вице-адмирал Лазарев, и званием и возрастом и опытом стоявший выше Александра. В войско — генерал-лейтенант Муравьев, в том же положении. И у того и у другого везде свои люди, друзья, сослуживцы. О «комендантстве» над Константинополем можно даже не вспоминать, там молодой султан, его мамаша и неповторимый Рауф-паша. Кроме того, есть свой государь, не терпящий отклонений от своей переменчивой воли. Так что, с одной стороны, Пушкин большой начальник. Пушак-паша по-турецки. По факту — вроде свадебного генерала, во всяком случае присутствует немалая опасность таковым стать. Ситуация.

Затем Александр мягко перешёл к вопросу нашей дуэли. Не вовремя мы свару затеяли, не вовремя. Но хорошо, что все живы остались. Дело, однако, никуда не годное. Придётся восстанавливать поблекшее (это в чьих глазах, интересно?) реноме.

Я брякнул, что всегда готов. Итог — пришлось страдать посреди Турции на жаре, в седле и с перманентной головной болью.

Насколько понял, сложился триумвират из все тех же Лазарева, Муравьева и самого Александра Сергеевича. Триумвират решил действовать на опережение. Иными словами — военные продавили свою жажду действий, всегда сулящую водопад награждений.

Флот отошёл к Дарданелам и встал там с целью не допустить британцев. Или французов, с которыми пока ещё мир. Или и тех и других и третьих. Не забывать ведь о египтянах. Экипажи сформировали два батальона морской пехоты по пятьсот человек, туда же высадили бригаду двадцатой дивизии, то есть решили поддержать сушей море. Безобразов ушёл с моряками.

— Я отправил Петра Романовича как человека опытного, бывалого и любящего всяческие приключения, — объяснил Пушкин. — Вопрос теперь в твоём самочувствии, Стёпа.

Сообразить было нетрудно. Александру нужно по человеку с должным статусом «от посла» во всех начинающихся операциях.

— Понял, ваше превосходительство. Самочувствие отличное, готов в огонь и воду, — отрапортовал я не поднимая головы с подушки.

— Замечательно. Тогда тебе предстоит небольшая прогулка, друг мой.

«Друг мой»! Спасибо, что не «голубчик».