Вам меня не испугать - Дженнифер МакМэхон

– Твоим отцом мог быть кто угодно! – произнес Бо, и его слова поразили Реджи, как удар стрелы в грудь.

– Но, если моя мать жила с вами…

– Твоя мать была шлюхой, Реджина. – Он выплюнул эти слова с непередаваемым гневом и отвращением. – Разве ты до сих пор не поняла этого?

Реджи смотрела на Бо с растущим комком в горле. Она отпустила край стола и попятилась на нетвердых ногах. Боль в икре пульсировала и усиливалась с каждым ударом сердца. Реджи посмотрела вниз и увидела кровь, сочившуюся через тренировочные штаны, как несмываемое клеймо той, кем она была на самом деле: девочкой-ублюдком, которая резала себя и имела шлюху вместо матери.

– Она позволяла каждому, кто покупал ей джин, просунуть себе между ног.

Теперь уже Реджи залилась краской. У нее кружилась голова и подгибались колени. Реджи хотелось мгновенно исчезнуть, улететь облачком дыма, как это бывает с девушками на шоу иллюзионистов.

– Хочешь знать правду, юная леди? Вот тебе правда: она жила со мной, когда вернулась в первый раз, но это продолжалось недолго. Это закончилось сразу же после того, как я узнал, что ей нужно на самом деле. Что она уходит по ночам и спит с другими мужчинами. У нее это было как болезнь. Это желание, эта потребность, чтобы ее любили, чтобы ею восхищались, чтобы мужчины сражались за нее, как проклятые кобели! – Глаза Бо сверкали. – Вот что ее убило.

Реджи отступила еще на шаг и покачнулась.

– Она не умерла. Еще нет.

Бо прищурился, как будто она находилась очень далеко и приходилось прилагать усилия, чтобы разглядеть ее.

– Мне жаль тебя, Реджина. Правда, жаль. Потому что ты родилась от этой женщины, и ее кровь течет в твоих жилах. Не знаю, кто твой отец, но это не я. Она сама мне сказала.

– Она сказала, кто это был?

Боб издал глубокий, утробный смешок и покачал головой.

– Сомневаюсь, что она вообще знала, кто был твоим отцом. Это мог быть кто угодно. Один из этих актеров или водитель грузовика, который проезжал мимо. Я совсем не удивлюсь, если узнаю, что Вера спуталась с самим дьяволом, будь он проклят.

– Как она? – спросил Бо. Его нижняя губа немного дрожала. – Как твоя мать?

Реджи смотрела на старика, сидевшего перед ней. Трудно было представить, что это тот самый Бо Бэрр, который отчитал ее в автосалоне двадцать пять лет назад – массивный, дородный и краснолицый.

Чарли сказал, что у его дяди Бо недавно диагностировали рак поджелудочной железы и что ему давали не более полугода жизни. Даже если этот человек был убийцей в 1985 году, Реджи не верила, что сейчас ему хватило бы сил и энергии, чтобы начать заново.

Реджи казалось странным совпадение, что ее мать и Бо умирали от рака. Жизнь развела их в разные стороны, но теперь они оба были старыми и слабыми, настолько похожими, что у Реджи шли мурашки по коже.

– Странно, что вы спрашиваете об этом, – сказала Реджи. – Потому что в последний раз, когда мы говорили о моей матери, вы совсем не были озабочены ее благополучием.

Время не лечит все раны. Иногда они продолжают гноиться.

Бо кивнул и отвел глаза. У него потекло из носа, и он утерся грязной салфеткой.

– Вам известно, что я умираю? Мой племянник сказал вам?

Реджи скрипнула зубами. Она отказывалась жалеть его.

– Я сказал ей, дядя Бо, – вмешался Чарли. Он сидел рядом с Реджи на кожаном диване в домашнем кабинете Бо. Чарли надел джинсы и футболку с принтом «Роллинг Стоунз», которая выглядела совершенно новой, как будто он только что приобрел ее в музыкальном отделе торгового центра, когда зашел туда за струнами для гитары. Футболка была немного мала и подчеркивала его выпирающий живот. По пути к Бо Чарли сказал Реджи, что поставил новые струны на свою старую гитару и играл на ней до полуночи. Он даже показал покрасневшие мозолистые пальцы.

Фрэнси, жена Бо, которая встретила их у входа, сказала, что Бо уже ждет. Чарли договорился о встрече по телефону и сообщил Бо, что у них есть кое-какие вопросы.

Дом Бэрров был просторным одноэтажным особняком с изогнутой стеклянной стеной и лепными украшениями. Реджи помнила, каким огромным и причудливым он казался, когда они были детьми. Теперь лепнина выкрошилась, стеклянные панели покрылись сколами и помутнели. На заднем дворе был плавательный бассейн, который Реджи видела из окна кабинета: бетон растрескался, а внутри плескалась темно-зеленая склизкая вода. Слева от бассейна находился гараж с маленькой квартирой в жилой надстройке, где когда-то останавливался Кролик.

Бо шумно откашлялся и выплюнул в салфетку что-то серое и густое. У Реджи засосало под ложечкой.

– Чего вы хотите? – тихо спросил он. Его стол с большой крышкой из цветного стекла занимал треть комнаты. Он был покрыт грязными салфетками, заставлен чашками холодного чая, а в углу лежали две туристические брошюры из Мексики.

Реджи перешла к делу.

– Мы поговорили с Кроликом. Мы знаем, что он останавливался здесь, когда пропала моя мать. Вы были его поручителем в Обществе анонимных наркоманов и работали с ним по программе «Второй шанс». И мне совершенно точно известно, что в тот вечер моя мать села в светло-коричневый автомобиль с разбитой задней фарой. За рулем были вы?

Она боролась с искушением наклониться и как следует встряхнуть старика; снова и снова хлестать его бледное, больное лицо в стиле гангстеров 1940-х годов – «Говори, грязная крыса!» – и в конце концов выбить из него правду. Тара пребывала где-то во тьме, ожидая, когда за ней придет Нептун.

Бо вздохнул.

– Знаете, моя жена Фрэнси заслужила медаль. Она мирилась со мной все эти годы. Заботилась обо мне и о Сидни.

Реджи скривилась, когда услышала имя Сида. Был ли хотя бы один день, когда она не вспоминала о нем?

Двадцать пять лет вины смешались с кислотой в ее желудке, заставляя ерзать на кушетке в попытках устроиться поудобнее. Реджи повернулась к Чарли: тот сидел с каменным лицом. Как он справлялся все эти годы, как жил с тем, что они наделали? Сид был его двоюродным братом. Они жили в одном городе. В отличие от Реджи, Чарли никуда не убежал. Он нашел способ жить с тем, что они сделали, встречаться с этим лицом к лицу на каждом семейном собрании.

Она вспомнила свой давний сон о том, как нашла Веру размером с жучка, приколотую булавкой в коробке вместе с коллекцией тараканов. Сейчас Реджи чувствовала себя одним из этих насекомых, пойманных и помещенных под стекло.

– Но вы знаете, что говорят люди, – продолжал Бо. – Первая любовь – самая крепкая. Может быть, это правда.

Реджи ощутила прилив крови к лицу и уставилась в пол, не желая встречаться взглядом с Чарли. Хотя она больше не испытывала никаких чувств к мужчине, который сидел рядом с ней, какая-то часть ее по-прежнему тосковала по мальчику, пахнувшему свежескошенной травой и бензином.