Как я провел лето - Alan Raizen

ей удар по ногам. Расправил крылья, и от меня тут же в сторону вампирши устремились сотканные из белого света бабочки, что полчищами кружились вокруг нее. Белое сияние моих глаз залило Цестию.

— Ниц! — рявкнул я, и удивлённая гигантша, пошатнувшись, сделала несколько шагов. Ее ноги подкосились. С грохотом Цестия упала на колени.

— Что ты за чудовище…? — пробормотала она, смотря на меня с таким неподдельным ужасом, что мне самому стало не по себе.

Сделал резкий шаг вперёд, пригибаясь, а затем, пристегнув клинки к своим оружиям, нанес несколько быстрейших ударов по телу Цечтии. Клинки вгрызались в ее броню, разрывая металл и обнажая черную плоть ее крыльев.

Снова Рейз! Цепи натянулись между колоннами, создавая паутину, из которой невозможно выбраться. Пулей устремился вверх, на самую вершину, а оттуда, перекрутив клинки, кометой обрушился вниз, нанося двойной рубящий удар по груди. Доспех Цестии разлетелся на куски, обнажая ее для удара. Отстегнув клинки, всадил рапиру в грудную клетку чудовища и надавил насколько раз на спусковой крючок, разрывая ее каждым выстрелом. Но повреждения слабее, чем могли бы быть.

— Альпин, в сторону! — голос Муны. Я тут же отскочил на несколько метров. Цепи стремительно натянулись, не позволяя Цестии сдвинуться с места.

— Нет! Не смей! — закричал Санктус, в отчаянии смотря мне в глаза.

Белоснежная луна вспыхнула высоко в небе, заливая всех нас своим светом. Вокруг парящей Муны образовался магический круг и несколько линз, что повисли прямо перед ней. Выставив посох, волшебница громко произнесла:

— Crinita Luna! — чудовищной силы луч вырвался из посоха, прошел через линзы, становясь ещё шире, ещё мощнее, и с грохотом врезался в Цестию.

Истошный вопль расщеплямой вампирши сотряс воздух. Она передала громче, чем ревел поток магии.

Луч стал слабее, стремительно сходя на нет. Муна, израсходовавшая практически всю свою ману, неуклюже приземлилась на крышу здания.

Цестия, от которой остался лишь скелет, с грохотом упала наземь. Санктус же оказался на удивление целым. Видимо, в последний момент перенаправил всю всю свою ману на собственную защиту. Выжить мог только один из них.

Лже-Санктус медленно поднялся на ноги. У него нет руки, крылья изорваны, от доспехов только жалкие останки, но взгляд, полный злобы и ненависти, никуда не делся.

Практически неспособный нормально передвигаться, ослабленный, израсходовавший почти всю ману, Санктус с воинственным воплем бросился на меня, нанося неуклюжий удар фламбергом. Вот же ублюдок!

Я обратил рапиру косой, резким ударом по ногам заставил Санктуса потерять равновесие, а потом подсек его лезвием, сбивая с ног. Не раздумывая, нанес рубящий удар по его голеням, лишая недруга возможности встать вообще хоть как-то. Санктус заверещал от боли, смотря на меня с такой ненавистью, словно я отобрал у него вообще все, что у него было.

— Тебе следовало распорядиться полученной силой по совести, — процедил я, подходя к нему.

Ослабленный вампир, схватив сотканное из крови оружие, попытался меня атаковать, но я резким ударом выбил клинок из его оставшейся руки. Фламберг ударился о пол, разбиваясь на сотни осколков, что тут же стали жидкой кровью, змеёй ползущей в запястье вампира.

— Ты идеалистическая идиотка, — прошипел Санктус, смотря на меня с презрением. — Сила во благо… Какая глупость…

— Меня не интересует мнение ублюдка, который, получив могущество, сразу же начал считать людей слабыми и жалкими, — фыркнул я, подходя ближе. Навел дуло крикета ему точно на лоб.

— Интересно… — Санктус посмотрел куда-то сквозь меня, на темное небо. Искусственная ночь, созданная его Средоточием, вновь обращалась ярким солнечным днём. — Как там Игорь…?

У меня ёкнуло сердце. Руки опустились. Не может быть…

— Леха…? — пробормотал я, смотря на Санктуса, который перед смертью решил всё-таки подумать о чем-то своем, понимая, что неизбежно отправится на тот свет.

— Ха… Ха-ха… Какая ирония… — прошептал Леха, смотря мне в глаза. Он протянул мне руку, растопыривая пальцы. Тьма вновь начала укутывать небеса, гася солнце. — Старый друг…

— Как звали нашу учительницу в началке…? — я не верю. Просто не верю. Это не может быть правдой.

— Зоя Никитична… — устало произнес он, искренне улыбаясь. Я выронил оружие и потянулся к руке Лехи. Нет. Подожди. Вампир похлопал глазами, поняв, что я передумал помогать ему вставать на ноги. — Ты чего, братишка…?

— Мы с тобой вместе кормили кошек за школой. Мы с тобой вместе дрались за гаражами со всякими забияками. Мы не давали девочек в обиду. Мы всегда сходились во мнении, что если ты сильнее кого-то, это не повод для гордости, что нужно защищать слабых. Мы оба в старшей школе, когда читали новости, удивлялись, как люди могут быть такими жестокими. Так почему, Леха, почему здесь, в этом мире… — я стиснул зубы. — Почему, почувствовав силу, почувствовав, что скоро получишь безграничную власть, ты так зазнался?

— Скажи ещё, что никогда не хотел, чтобы у тебя родители были миллионерами… — он смотрит на меня, как на дурака.

— Хотел. Всегда хотел. И всегда завидовал Филиппу, что его папаша депутат, а мой обычный работяга, — честно признался я, смотря старому другу в глаза. — Но не ты ли мне всегда говорил, что надо ценить, что имеешь? Не ты ли говорил, что Филипп козлина и зазнайка?

— Я, — хмыкнул Леха, кажется, предаваясь воспоминаниям. — Но ты же понимаешь, что будь у нас такие возможности и родители, мы были бы такими же? Будь у нас власть, будь у нас столько денег… Этот мир показал мне, каково это. Неужели, получив всю ту силу от Нильдов, ты не почувствовал, что ты на вершине мира?

— Нет, не почувствовал. Потому что, в отличие от тебя, я своими глазами видел, что происходит с людьми за незначительную оплошность. Я видел, как их заживо вороны клюют, как из них высасывают всю кровь. Думаешь, такого будущего я для себя хочу? Жить и знать, что я чудовище? — цыкнул я, не понимая, как вообще можно настолько сильно изменить собственным идеалам.

— Ты наивный дурак. Всегда был дураком, — он раздражённо фыркнул, подёргал рукой и добавил: — Помоги встать…

Я присел на корточки и взял в руки свой крикет снова. Навел дуло на голову Лехи. Тот переменился во взгляде. Страх повис в его глазах.

— Ты чего…? Мы же друзья, ну!

— Прости, Леха. Мы были друзьями, когда ты понимал цену человеческой