Савитри - Ауробиндо

водоворотах бессмертной сладости,

Он ощущал вьющиеся через его члены, когда они проходили,

Бесконечного восторга движения спокойные,

Блаженство мириад мириадов, которые есть одно.

В этой обширной вспышке закона совершенства,

Навязывающего свою фиксированность на течение вещей,

Он видел иерархию светящихся планов,

Входящих поместьями в это высшее царство статуса Бога.

Настраивая в тон с одной Истиной их собственное законное право,

Каждый был жилищем довольства светлой ступени,

Один в красоте, в роде своем совершенный,

Образ, абсолютом одной глубокой истины брошенный,

Сочетался браком со всеми в счастливом различии.

Каждый давал свои силы, чтобы помочь своего соседа частям,

Но не испытывал уменьшения от своего дара;

Барышники взаимообмена мистического,

Они росли тем, что они брали, и тем, что давали,

Всех других они ощущали дополнениями собственными,

Едиными в мощи и радости множества.

Даже в равновесии, где Единство порознь держит,

Чтобы чувствовать восторг своих обособленных самостей,

В своем уединении ко Всему стремился Единственный

И Множественный смотреть на Одного поворачивался.

Всеобнаруживающее Блаженство всесозидающее,

Ищущее форм для проявления божественных истин,

Выстроенные в их мистерии значительной

Проблески символов Невыразимого

Мерцали гербом, как на воздухе бесцветном оттенки,

На чистоте Души-Свидетеля белой.

Эти оттенки были истинной призмой Всевышнего,

Его красотою, силой, восторженного творения причиной.

Обширное Сознание-Истина брало эти знаки,

Чтобы переложить их на некое божественное детское Сердце,

Что глядело на них с восторгом и смехом

И этим трансцендентальным образам радовалось,

Живым и реальным, как те истины, чьим они служат домом.

Духа нейтральность белая стала

Игровою площадкой чудес, местом свидания

Сил мистического Безвременья тайных:

Оно делало из Пространства чудесный дом Бога,

Оно изливала сквозь Время свои работы безвозрастной мощи,

Лишенное покровов, выглядело как притягивающий восхитительный лик,

Чудо и красота его Любви и его Силы.

Вечная Богиня двигалась в ее космическом доме,

Играя с Богом, как со своим дитя Мать:

Ему вселенная была ее грудью любви,

Его игрушками были бессмертные истины.

Все, здесь самоутраченное, там было на своем божественном месте.

Силы, что здесь предают наши сердца и ошибаются,

Были там суверенными в истине, совершенными в радости,

В творении без изъяна хозяевами,

Владельцами в своей бесконечности собственной.

Там Разум, великолепное солнце лучей видения,

Формировал славой своих мыслей субстанцию

И двигался среди грандиозности своих грез.

Воображения великий волшебный посох

Вызывал неизвестное и давал ему дом,

Простирал пышно в золотом воздухе

Истины радужно окрашенные крылья фантазии

Или интуитивному сердце радости пел

Мечты-ноты чуда, что приносят Реальное близко.

Его сила, что делает непостижимое близким и истинным,

В храме идеала хранила Одного благоговейно:

Он населял мысль, ум и счастливое сердце,

Наполнял светлыми аспектами могущества Бога

И живыми персонами одного Высшего,

Речью, что провозглашает невыразимое,

Лучом, открывающим незримые Присутствия,

Девственными формами, через которые сияет Бесформенный,

Словом, что возвещает переживание божественное,

И Идеями, что наполняют толпами Бесконечность.

Там не было пропасти между мыслью и фактом,

Они всегда отвечали, как птица птице зовущей;

Воля повиновалась мысли, действие — воле.

Там была гармония, сотканная между одной душой и другою.

Супружество с вечностью обожествляло Время.

Там жизнь неутомимо свои забавы преследовала,

Радость в ее сердце и на устах ее смех,

Светлая авантюра игры Бога в случай.

В своем изобретательном пыле каприза,

В своем трансфигурирующем веселье она наносила на карту Времени

Пленительную головоломку событий,

На каждом повороте манила переменами новыми

К самообнаружению, что никогда прекратиться не может.

Она всегда создавала крепкие оковы для желания сломать,

Приносила новые творения для удивления мысли

И страстные предприятия для сердца, чтобы отважилось,

Где Истина возвращалась с лицом неожиданным

Или же повторяла старую знакомую радость,

Как возвращение восхитительной рифмы.

В прятках на груди Матери-Мудрости,

Художник, ее мировой идеей наполненный,

Она никогда не могла излить свои неисчислимые мысли

И авантюру обширную в мыслящие формы

И испытание и соблазн грез новой жизни.

Не утомленная одинаковостью и не утомленная изменением,

Бесконечно она развертывала свой движущийся акт,

Мистерическую драму восторга божественного,

Живую поэму мирового экстаза,

Свертывающуюся настенную картину значительных обликов,

Вьющуюся перспективу сцен развивающихся,

Блестящую погоню самооткрывающихся форм,

Пылкую охоту души, ищущей душу,

Поиск и обнаружение, словно богов.

Там Материя есть густота прочная Духа,

Артистичность довольной наружности самости.

Хранилище образов длящихся,

Где строить мир чистого восторга может чувство:

Дом бесконечного счастья,

Она поселяет часы, как в прекрасной гостинице.

Чувства там души были отдушинами;

Даше самая юная мысль детская разума

Воплощала некое касание высших вещей.

Там субстанция была резонирующей арфой себя,

Сетью для постоянных молний духа,

Магнитной силой интенсивности любви,

Чей стремящийся пульс и обожания крик

Влекут приближения Бога близко, сладко, чудесно.

Ее твердость была массой производства небесного;

Ее фиксированность и сладостная перманентность очарования

Образовывали пьедестал светлый для счастья.

Ее тела, сотканные божественным чувством,

Были продолжением близости объятий душ;

Ее теплая игра вечного касания и зрелища

Отражала пыл и трепет радости сердца,

Блестящий подъем мыслей ума, блаженство духа;

Восторг жизни хранил вечно свое пламя и крик.

Все, что ныне проходит, там жило бессмертным

В гордой красе и прекрасной гармонии

Материи, для духовного света пластичной.

Ее упорядоченные часы провозглашали вечный Закон;

Зрение отдыхало на форм бессмертных надежности;

Время было прозрачным платьем Вечности.

Архитектор, высекающий из живого камня себя,

Строил феномен летного дома Реальности

На моря Бесконечности пляжах.

Напротив этой славы духовных статусов,

Их параллели, но при том их противоположности,

Качались и плыли, затемненные, подобные тени,

Словно сомнение составляло субстанцию, дрожащие, бледные,

Два отрицания обширных, которые эта схема находила иная.

Мир, что не знает своей в нем обитающей Самости,

Трудится, чтобы найти свою причину и нужду быть;

Дух, не ведающий мира, им сделанного,

Затемненный Материей, искаженный Жизнью,

Старается всплыть, быть свободным, знать, царствовать;

Они были тесно связаны в одной дисгармонии,

Однако, расходящиеся линии, совсем не встречались.

Три Силы его иррациональным правили курсом,

В начале — Сила неведающая,

В середине — воплощенная старающаяся душа,

В его конце — безмолвный дух, жизнь отрицающий.

Тупая и несчастливая интерлюдия

Развертывает свою сомнительную истину Уму вопрошающему,

Принуждаемому невежественной Силой играть свою роль

И записывать ее незавершенную повесть,

Мистерию ее несознательного плана

И загадку существа, из Ночи рожденного

Браком Неизбежности со Случаем.

Эта тьма нашу более благородную прячет судьбу.

Куколку великой и славной истины,

Она душит в своем коконе крылатое чудо,

Чтобы из тюрьмы Материи оно не сбежало

И, растрачивая свою красоту на бесформенную Ширь,

Не погрузилось в мистерию Непостижимого,

Покидая неосуществленной судьбу мира чудесную.

Как еще грезила только какого-то высокого духа мечта

Или раздраженная