Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза

пушечными выстрелами. Он без пощады разорял аулы и жег все протоны. Когда отряд уперся в дремучие, непроходимые леса, атаман остановился на ночлег. Горцы собрались уже в числе двух тысяч; их удерживали на должном расстоянии лишь пушечным огнем. На другой день Бурсак опять вступил в землю Баты. 18 аулов поплатились за гибель Новогригорьевского поста. Множество хуторов, пасек, запасы хлеба, сена – все было истреблено до основания. Черкесы потеряли в схватках более 600 убитых и до 800 раненых. Отряд возвращался обремененный добычей, казаки гнали стада, быков, тысячи баранов.

В том же году прибыл в Черноморию Новороссийский губернатор Дюк-де-Ришелье, известный устроитель города Одессы. Он надеялся привлечь на свою сторону горцев мирными переговорами, для чего были вызваны в Екатеринодар все знатнейшие закубанские владельцы. Генерал уговаривал их жить в дружбе с черноморцами, угощал, дарил ценные подарки, деньги, и князья на все соглашались, пока ели и пили; вернувшись же за Кубань, ничего не исполнили. Мало того, некоторые из них подобрали 3 сотни самых отчаянных головорезов, прокрались возле Петровского поста, где неподалеку засели в топких болотах ждать проезда генерала. Конечно, приманкою служил богатый выкуп за щедрого вельможу. К счастью, постовой начальник, есаул Иваненко, вовремя проведал их коварный умысел. С командой отборных казаков, с пушкой, он подошел к месту засады и после залпа бросился на «ура!», черкесы сразу побежали. Отважный сотник ринулся в погоню, причем захватил в плен четырех наездников. Все 60 казаков получили от Государя по серебряному рублю, а Иваненке дали крест. В память этого события насыпали в том месте батарею, названную по имени генерала Емануиловской.

В начале следующего 1810 года, вблизи Ольгина поста, вторглись в пределы Черномории 4 тысячи горцев под начальством самых именитых князей. Они разделились по значкам на четыре партии; пешие стали по кордонам, конные понеслись грабить станицы. Полковник Тиховский разослал во все концы гонцов с вестью об опасности и в то же время вырядил особого гонца к атаману. Этому последнему только и удалось добраться, потому что все дороги оказалась перехвачены. Однако в Ивановской станице майор Бахманов успел собрать жителей и свою небольшую регулярную команду. Горцы бросились поджигать дома; Бахманов дружным ударом в штыки заставил их ретироваться и даже преследовал огнем.

Между тем, Тиховский, видя, что предстоит разорение всего края, поспешно выступил против остального скопища со всей своей командой; к нему присоединился есаул Гаджанов, прискакавший на помощь с Ново-Екатерининского поста. Черкесы тотчас же атаковали небольшой конный отряд, состоявший всего-то из 200 всадников. Тиховский, не в первый раз встречавший врагов грудью, спешился; бывшее с ним орудие дало подряд 3 картечных выстрела. Черкесы, не ждавшие такого отпора, стали поспешно подбирать убитых, с намерением уходить, но в это время перебежали Кубань пешие резервы. Бой закипел снова, упорный, кровопролитный.

Пешие черкесы то изводили огнем, то кидались в шашки, силясь раздавить кучку казаков. Последние чередовались через ружье: убийственным метким огнем они сокращали число врагов; картечь рвала толпу на куски. Прошел час, другой, третий – казалось, никакие силы не могли разорвать тесное кольцо людей, готовых умереть. На исходе четвертого черкесы утомились, потеряли много убитых; надежда на успех пропала. Они вторично приступали к уборке тел, как тут подскакала к ним на помощь конная партия, отбитая майором Бахмановым. У черноморцев опустились руки. Артиллерийские снаряды вышли, патроны были на исходе; почти половина казаков лежали ничком, без движения, остальные теряли силы; кто молча истекал кровью, кто громко призывал смерть. Несмотря на это, слабые остатки жизни вызвали последний подвиг.

Полковник Тиховский при помощи Гаджанова поднялся с трудом на ноги, одушевил казаков и ударил с ними «в ратища». Черкесы, выдержав отчаянный напор, приняли их в шашки. Тогда весь израненный, собрав последние силы, Тиховский ринулся с уцелевшими казаками на пролом.

Разрубленный горцами, он пал на поле чести, рядом с ним его верные сподвижники, заплатившие своей жизнью за спасение края. Их оказалось 140, кроме двух хорунжих и четырех есаулов. Есаул Гаджанов с 16 казаками, пользуясь темнотою ночи, успели скрыться, но бόльшая их часть умерла после от ран, все остальные, с пушкой, уведены в горы. Кроме того, из станиц было увлечено тогда 60 пленных, захвачено 2 тысячи рогатого скота, 1 1/2 тысячи овец, сотня лошадей. Но и черкесам не дешево обошелся этот набег: они покинули на месте более 500 убитых, а сколько увезли с собой, осталось неизвестным. На место кровавого побоища прискакал из Мышастовской станицы есаул Голубь, но все уже было кончено: месяц освещал изрубленные трупы, тихо струилась по талому льду человеческая кровь, смешиваясь с грязью, а там, к стороне реки, раздавался глухой конский топот, прерываемый по временам ревом упрямых быков, подгоняемых ударами шашек. Нынче, это место украшено памятником.

Жестоко отомстил Бурсак за кровь черноморскую, за разрушение мирных селитьб. Ровно через 4 недели он был уже за Кубанью, в земле черченейцев и абадзехов. Заняв оба берега реки Суп, он отправил отсюда одну колонну вправо, другую сам повел влево. В 6 часов утра обе колонны вступили в дело. Застигнутые врасплох, горцы защищались отчаянно; те же, которые не успели вооружиться, спасались вброд через речку. Ожесточились казаки. Они рубили врагов, невзирая ни на пол, ни на возраст. Бурсаку едва удалось спасти в пылавших аулах 14 мужчин и 24 женщины. Медная посуда, турецкие ткани, бумажный холст, оружие, рогатый скот, овцы, лошади – забрали казаки; все остальное предано беспощадному огню. Когда казаки вьючили добычу, кругом все пылало, горцы бежали в леса. Потеря казаков в этом деле была ничтожная, а добыча велика. Из нее Бурсак выбрал богатый лук со стрелами в колчане и отличное ружье в подарок Дюк-де-Ришелье.

16 лет атаманствовал Федор Яковлевич Бурсак. Много добра он сделал родному краю, который любил как отец и устроил как мудрый хозяин. Богатырского роста, величавый и степенный, Бурсак, несмотря на свои преклонные годы, казался лет на 20 моложе, еще когда он гнул подковы и свалил однажды разъяренного быка. Подобно всем именитым украинцам того века, атаман жил в простоте, строго соблюдая обычаи старо-казацкого быта, особенно по части гостеприимства. Герцог Ришелье при посещении Екатеринодара должен был два раза садиться за стол, причем гости, особенно французы, непривыкшие к малорусскому хлебосольству, высиживали за обедом и за ужином по три часа. По обычаю, гостей обносили каждым кушаньем три раза; по третьему разу хозяин возглашал: «Во славу Святые Троицы!». В эту минуту раздавались один за другим три пушечных выстрела, за которыми следовало громовое