Машина предсказаний - Терри Гудкайнд

Ричард лизнул пальцы и выхватил полоску из прорези. Затем бросил ее сверху на машину, чтобы остыла.

Он удивленно заморгал, осознав, что полоска вовсе не горячая. Протянул к ней руку и коснулся, проверяя. Полоска оказалась прохладной.

Нахмурившись, Ричард поднес ее поближе. Как и раньше, на металле были выжжены символы, однако теперь по какой-то причине в процессе их нанесения полоска не раскалилась. Он не мог представить почему.

Ричард перевернул полоску так, чтобы читать ее, приблизил к самосветящемуся шару и расшифровал уникальный набор элементов, собранных в один символ, создающий фразу на языке Творения.

«Мне были видения».

Ричард застыл, уставившись на пластинку. Он решил, что, должно быть, прочитал неправильно. Он повертел в руках полоску, разглядывая каждый элемент в круге, снова сделал перевод, чтобы убедиться в результате, и затем произнес получившуюся фразу вслух:

— Мне были видения.

Он попятился от машины.

Раньше она всегда выдавала предупреждения, предзнаменования, своего рода пророчества. Эта фраза не имела смысла и не походила на пророчество.

Казалось, будто машина… сказала что-то о себе.

Пока он стоял, продолжая изумленно смотреть на полоску, Регула ненадолго притихла, ее валы и шестерни крутились медленно и почти беззвучно; затем шум усилился, и они вновь начали ускоряться. Машина забрала из стопки на той стороне другую полоску и протащила ее через свое нутро, через луч света, запечатлевая новое послание.

Когда оно упало в приемник, Ричард долго стоял и смотрел на него, прежде чем взять в руки. Вторая полоска была такой же холодной на ощупь, как и первая. Он поднес ее к свету и стал рассматривать два символа, выжженные на металле, составленные из известных ему элементов.

Едва способный верить своим глазам, он прочел перевод написанного вслух.

— «Почему мне были видения?»

Казалось, машина задает ему вопрос. Если это действительно было так, он понятия не имел, как на него ответить.

Ричард вспомнил, что ему уже доводилось слышать записанное на обеих полосках на языке Творения. Мальчик на рынке внизу, Хенрик, сказал тогда: «Мне были видения». Ричард и Кэлен не смогли тогда понять, почему он это говорит. Они решили, что он болен и бредит. Затем мальчик спросил: «Почему мне были видения?»

Теперь машина задавала тот же самый вопрос.

Мальчика не бредил.

Это машина говорила через него.

Мальчик спросил еще, по-прежнему ли небо синее. И спросил, почему его оставили одного. Это «меня» относилось к машине — почему ее оставили в холоде и темноте? Она говорила, что ей одиноко, очень одиноко.

Машина интересовалась, почему ее замуровали заживо.

Еще она сказала: «Он найдет меня, я знаю, что найдет».

Ричард задавался вопросом, было ли это пророчеством?.. Хотя бы предзнаменованием?

Или машина сообщала, что ей страшно?

Хенрик отнял губы от бурлящей воды ручья и обернулся, чтобы всмотреться в глубокие тени между деревьями. Он слышал, как собачья свора приближается. Они продирались сквозь подлесок, рыча и лая, догоняя его.

Тыльной стороной кулака Хенрик вытер выступившие от страха слезы. Свора собиралась растерзать его, он знал это совершенно точно. Они не успокоятся, пока не настигнут его. С того самого дня возле Народного Дворца, когда они появились возле палатки, принюхиваясь и рыча, с тех пор они преследуют его.

Спастись он мог только убегая без остановки.

Он поставил ногу в стремя и просунул запястье под переднюю луку седла, чтобы вползти обратно на спину лошади. После обмотал поводья вокруг запястий, прижал их большими пальцами к кулакам, а затем ударил каблуками в бока лошади, посылая ее в легкий галоп.

Он надеялся выгадать дополнительное время, чтобы съесть что-нибудь более существенное, чем печенье и маленький кусочек сушеного мяса. Он умирал от голода. Жажда тоже мучила его, однако он успел сделать несколько глотков воды из ручья, лежа на животе, перед тем как вскочил и побежал обратно к лошади.

Ему отчаянно хотелось есть, да и жажду он не утолил. Но добывать еду было некогда. Собачья свора подобралась слишком близко.

Нужно было бежать, не позволяя им догнать себя. Если они настигнут его, то разорвут на куски.

Мальчик никак не мог решить, что делать в первую очередь. Инстинкт заставил его убежать из палатки матери и вел его дальше. Он знал, что мать хотела его защитить, но она не смогла бы. Ее бы растерзали, а потом занялись бы им.

Так что у него не было иного выбора, только бежать со всех ног, пока, смертельно усталый, он не наткнулся на лошадей. Они паслись в небольшом загоне вместе с другими животными. Людей поблизости не было. Хенрику требовалось продолжать путь, поэтому он забрал седло и взял двух лошадей. Ему изрядно повезло: в седельных сумках нашлось немного еды. Иначе он рисковал умереть от голода.

Он даже не задумывался о том, что нехорошо брать чужих лошадей; ему угрожала смертельная опасность, он просто сбегал от нее. Разве можно упрекнуть в этом? Разве можно настаивать, что лучше бы его разорвали в клочья и сожрали заживо, чем он украл бы двух лошадей, чтобы сбежать? Какой у него был выбор?

Когда становилось слишком темно, чтобы видеть, ему приходилось останавливаться на ночлег. Несколько раз он забирался в заброшенные строения, где на ночь мог укрыться от собачьей стаи. Но утром приходилось сбегать оттуда раньше, чем собаки учуют, что он проснулся. Несколько раз он спал на дереве, вне их досягаемости. Обычно псы уставали лаять где-то во тьме внизу и убирались на ночь. Он думал, что, возможно, они сами устраивались спать или уходили охотиться.

В те ночи, когда безопасных мест не находилось, Хенрику удавалось развести костер. Он садился поближе к огню, готовый схватить горящую ветку и отмахиваться ей от собак, если те вдруг приблизятся. Однако они не приближались. Они не любили огонь и в таких случаях следили издалека. Пригнув головы, светя во тьме глазами, они сновали туда-сюда в ожидании утра.

Иногда, когда он просыпался, а их еще не было, он смел надеяться, что им наконец надоела погоня. Но всякий раз он вскоре слышал вдалеке их лай, ощущал погоню, и бегство возобновлялось.

Он непрерывно подгонял лошадей, пытаясь оторваться от стаи, и наконец та, на которой он скакал, пала. Он запряг вторую и оставил первую лежать на земле, надеясь, что собаки удовольствуются лошадью и оставят его в покое.

Однако собаки не стали тратить время на лошадь, а продолжали гнаться за ним. Они следовали за ним через горы, через леса, все дальше углубляясь в мрачные неосвоенные земли, где росли вековые деревья.

Хенрик начал узнавать угрюмый лес, через который бежал. Он вырос в нескольких днях пути к северу, в маленькой деревушке у холмов близ безымянного притока реки Каро-Канн.