Созвездие верности - Луанн Райс

– Я искала записку, – покачав головой, сказала Румер. – Ждала твоего звонка. Я не знала, где ты был. Прождала всю ночь. Ты хотя бы мог позвонить мне Или зайти и поговорить. Мы взялись бы за руки, спустились бы на пляж, а оттуда по тропинке… Я помогла бы тебе разбить палатку! Почему ты не пришел?

– Я хотел, чтоб у нас все было согласно традициям Мыса Хаббарда. Раньше ящик никогда не подводил. Я думал, что тебе понравится.

– Наверняка, – кивнула она – Но потом ты повел себя со мной очень холодно и надменно. Не смотрел на меня…

– Я был обижен, – сказал он.

– Ты думал, что тебя отвергли? – поджав губы, спросила она и, когда он кивнул, продолжила: – Я знаю, что это такое. На целых два месяца ты словно забыл о моем существовании. А затем мы поехали на спектакль, где играла Элизабет, и все изменилось. Я решила, что тебе было легче любить ее, нежели меня.

– Румер… – промямлил он.

– Думаешь, спустя столько лет это еще имеет какое-нибудь значение? – печально спросила она.

Вдруг забренчал телефон. Сикстус добрался до Новой Шотландии и звонил из Луненбурга. Тем временем «профи» по ландшафтам принялся рубить бамбук, увитый жимолостью.

Румер болтала с Сикстусом, сидя на диванчике возле камина. Зеб слушал ее голос, мягкий и счастливый от общения с отцом, которому теперь не угрожали опасности океана.

Зеб зажмурился. Он хотел, чтобы Румер узнала, как ему хотелось услышать ее голос в телефонной трубке прошлой осенью. Он был в таком шоке; взрыв заставил его оглянуться назад и признать тот факт, что он совершил ужасную ошибку.

«Любовь вечна, – говаривала его мать. – Если ты когда-нибудь решишь, что потерял ее, то вернись в наш заповедник. Она будет ждать тебя здесь».

У Зеба задрожали руки. На улице бензопилы с ревом уничтожали заповедник их детства. Румер тихо говорила по телефону, и ее голос успокаивал его душу, проникая в самое сердце. Когда она подняла голову, их взгляды встретились. И Румер продолжила беседу с отцом, ни на мгновение не отрывая глаз от Зеба.

В дождливые дни у «Фолейс» было полно народу: расстроенные туристы старались занять себя просмотром книг и журналов; дети пили горячий шоколад или сосредоточенно листали новые комиксы, дружеские компании распивали чай, а подростки развлекались у музыкального автомата. В такое время ящиком с записками пользовались все кому не лень – одни оставляли послания, другие их тут же сразу и прочитывали. Клочки бумаги были похожи на ожившие граффити.

По прошествии многих лет записки как будто превращались в опавшие листья на лесной земле. Некоторые оседали на дно, остальные забирали адресаты, а какие-то просто исчезали. Самые старые разваливались прямо в руках – места сгиба изнашивались, а края застревали в щелях ящика.

Румер, Майкл и Куин сидели вокруг одного из разукрашенных инициалами деревянных столов. Потягивая чай, Румер наблюдала за тем, как они писали домашнее сочинение на тему второго акта «Ромео и Джульетты». Решив сделать небольшой перерыв, они принялись расшифровать старые инициалы, вырезанные на крышке стола.

– Это мои родители, – сказала Куин. – ЛА+МГ. И тетя Дана с ее старым приятелем: Д + Т.

– А вот мой отец, – сказал Майкл. – ЗМ – вряд ли тут есть еще кто-то с именем на «3». Но вместо ЭЛ рядом с ним РЛ…

Румер покраснела и помешала ложечкой сахар в чашке.

– Все было так давно.

– Значит, РЛ – это ты? – Румер кивнула.

– Мы были с твоим отцом очень хорошими друзьями. Но ты это уже знаешь, не так ли? Насколько я помню, он вырезал наши инициалы шутки ради. Между нами не было ничего серьезного, Майкл.

– Похоже, раз он их вырезал, для него это было достаточно серьезно.

– Мы вместе развозили газеты… По-моему, одним прохладным, дождливым утром, вроде сегодняшнего, мы заскочили сюда купить горячего шоколаду. Мальчишка, который мне нравился, сидел, кажется, вон там… – она указала рукой на кафе. – И твой отец решил подразнить его. Вроде так все и было.

– Мама говорила, что считала тебя своей главной соперницей, – сказал Майкл.

– Ого! – воскликнула Куин. – Шекспировская драма у нас на Мысе Хаббарда. Две сестры и один парнишка!

– Тебе так говорила Элизабет? – удивилась Румер. Майкл кивнул:

– Ага. И еще она рассмеялась, ведь очевидно… – Румер зарделась как свекла. Очевидно, ее сестра имела в виду то, что Румер ей и в подметки не годилась.

– А в чем дело? – спросила Куин. – Румер замечательная!

– Она считает меня чересчур провинциальной, – выдавив улыбку, ответила Румер. – Да, Майкл? – Но ее племянник смутился, и она, не желая ставить его в неловкое положение, сменила тему разговора. – Вы уже оставляли друг другу записки?

– Какие еще записки? – поинтересовался Майкл.

– В этом ящике, – сказала Румер, выдвинув ящик с кучей белых и пожелтевших от времени бумажек.

– Любовники, – глядя Майклу в глаза, сказала Куин, – оставляют здесь друг для друга записки. Это традиция Мыса Хаббарда.

– Хм, хорошая идея, – Майкл вынул из кармана ручку.

– Ты тоже так думаешь, да? – Куин тоже вытащила ручку из копны волос. На столе перед ней лежала тетрадь с выписками из «Ромео и Джульетты». Она начала в ней что-то писать, прикрывая строчки ладонью.

Румер улыбнулась. Она недоумевала, кого же они пытались обмануть, сохраняя спокойствие и не давая особой воли чувствам. С недавних пор Куин стала носить колечко из четырех скрученных жилок медной проволоки; и у Майкла было точно такое же, судя по всему, в пандан колечку Куин.

Посматривая на детей, она унеслась мыслями в прошлое. Сколько бы радости ей ни доставляли записки Зеба, она знала, что от них приключались и неприятности.

Однажды вечером, еще до своих внебродвейских постановок, Элизабет пришла сюда купить содовой и застала Румер за написанием любовного послания.

– Ух ты, что это тут у нас? Оказывается, моя сестренка повзрослела! Как и наш соседушка… – В то время Румер и Зебу было по девятнадцать лет, они как раз начинали учебу в колледже, совмещая ее с первой влюбленностью.

Оглядываясь назад, Румер понимала, что с того мгновения все и переменилось. Элизабет словно увидела Зеба в новом свете. И, что еще хуже, Румер боялась, что Зеб тоже это заметит. Как Румер могла помогать своей сестре, если та решила приударить за ним? Она продолжала обмениваться с Зебом записками через ящик, страшась того дня, когда он очнется и поймет, что нравился Элизабет… В конце концов это и произошло.

– Что все это значит, Румер? – снова взявшись за уроки, спросила Куин.

– Значит? – переспросила она, отогнав свои мечтания.

– «Ромео и Джульетта».