Муравьиный лабиринт - Дмитрий Емец

– Горшеня! – захрипел Макар.

Тот выскочил совсем не оттуда, откуда Макар его ожидал, а гораздо ближе – от ржавого бака, таинственно подписанного краской: «Мусор не бросать!»

В следующий миг Макар понял, что его подбросили над землей как обмотанный веревками куль. В воздухе он перевернулся, увидел берсерков, увидел летящие по воздуху болты, казавшиеся роем черных ос, а в следующий миг провалился во что-то широко распахнутое, темное, очень тесное внутри. Первой мыслью было, что он умер, и лишь потом разобрался, что Горшеня его проглотил.

Бум! Бум! Бум! Высоко вскидывая ноги, тот бежал по полю пятиметровыми шагами, легко перемахивая через кустарник и рытвины. В животе у него, перевернутый головой вниз, тихо охал и шепотом ругался Макар.

В спине у Горшени торчали три или четыре арбалетных болта. Он был доволен. ШНыру нужны хорошие болты. Горшеня бежал и лучился от счастья.

Ничто так скоро не заводит в тупик, как слишком глобальное мышление.

Йозеф Эметс

Триш свернул в овраг и выскочил на ходу. Автомобиль неуклюже скатился по склону и по крышу провалился в заполнявший овраг снег. Водитель поднялся, отряхнулся, как большая собака, и надел на руку свалившуюся куклу.

– Вот так вот люди и лишаются машин! – сказала кукла и мягкими ручками утешающе погладила Триша по лицу.

– Мы ее угнали! – напомнил Триш.

– Ну да. Вот и говорю: «Вот так вот люди и лишаются машин!»

Мантухайчик, выскочивший раньше, стоял на дороге и озабоченно глядел в небо, проверяя, нет ли гиел. Рядом затормозил пестрый автобус Белдо. Раздвижная дверь отъехала. Первым в автобус заскочил Триш, за ним – Мантухайчик.

За рулем сверкал золотой серьгой суровый Птах. Дионисий Тигранович, одетый в сиротскую курточку, сидел на втором ряду кресел, сложив детские ручки на коленях. За его спиной, на третьем ряду у окна, находился кто-то еще. Высокая спинка мешала разглядеть лицо.

– Чего так долго? – недовольно спросил Белдо.

Мантухайчик едва не ляпнул, что опоздали совсем не они, но вовремя спохватился, что начальство не опаздывает. Его отвлекают важные дела вселенского значения.

– Простите! – буркнул он.

Белдо великодушно кивнул.

– У нас были сложности с берсерками, но мы оторвались, – сказал Триш.

– Почему вас только двое? А где третий? – спросил Белдо.

Мантухайчик смущенно дернул плечом и сказал в свое оправдание:

– Он того… остался разобраться со шныром… Триш был на взводе! Не стал ждать!

Тришу такая характеристика не понравилась.

– Кто? Я на взводе? Нечего из меня истерика делать! – дергая себя за бороду, заорал он.

– Успокойся! – строго сказала кукла. – Главное заблуждение психиатрии, что здоровые люди вообще существуют! Второе заблуждение, что они работают психиатрами! Третье…

Белдо нетерпеливо дернул ручкой, и та замолчала. Она была умная, хотя и тряпичная. А может, потому и умная, что тряпичная.

– Что делать? Одного нет! Едем или ждем? – каким-то новым заискивающим тоном спросил Белдо и, привстав, заглянул за спинку кресла.

Удивленные изменениями в голосе, Мантухайчик с Тришем тоже обратили головы в ту сторону. Секунду спустя Мантухайчик с отчетливым звуком «ап» захватил ртом воздух. Кукла же Триша, наклонившись вперед, закрыла себе руками глаза.

– Нифигассе!!! Без арбалетчиков! – выдохнула она и больше уже ничего не говорила, а только тряслась.

Гай закрыл глаза. Веки у него были синеватые, натянутая кожа подрагивала. Белдо понял, что тот связывается со своим опекуном.

– Можно ехать! Паука не будет. Несколько минут назад его утопили в полынье, перед этим оглушив лопатой, – сказал Гай.

Мантухайчик сдвинул брови, соображая, откуда могла взяться полынья.

– А его веревочки?

– Не успел. Проживание в суровом климате развивает в людях быструю реакцию, – равнодушно отозвался Гай.

Мантухайчик вытянул губы и медленно, с чувством выдохнул.

– Эх, Паук, Паук! У него же псиос непотраченный! Говорил я ему: чего беречь-то? Кому?

– А мне он денег должен остался. Вот и делай после этого добро людям, – добавил Триш.

И это была единственная надгробная речь, которой товарищи сопроводили Паука в последний путь.

– Разворачивайся! Кого ждем? – поторопил Гай.

Микроавтобус Птаха резко сдал назад, дернулся от короткого удара по тормозам, заскользил по льду и развернулся практически на месте.

– Отлично! Теперь до плотины!

– До какой? – удивился Птах.

– Там, где мельница, – раздраженно отозвался Гай, продолжавший сидеть с закрытыми глазами.

Птах беспомощно оглянулся на Белдо. Он не видел никакой мельницы. Понимал только, что они двигаются вдоль занесенной снегом речушки, которая часто петляет, заставляя петлять и дорогу.

Дионисий Тигранович хотел робко пискнуть, что тоже не знает никакой мельницы, но внезапно отчетливо вспомнил гравюру, висевшую в шныровской библиотеке. Она была конца восемнадцатого века. Мельница на ней выглядела старой и почти разрушенной. Холм там. Подкова леса южнее, значит, мельница у мостика, ведущего к станции электричек.

– Через мост! – сказал он громко, чтобы Гай его поправил.

Тот не поправлял, и Белдо приятно зарумянился, выгнув гибкую спинку. Он понял, что угадал. Птах переехал на другую сторону. Перед ними открылось длинное, уходящее вдаль поле, надвое расчерченное линией электропередач. Справа был лес, за которым речушка опять петляла, а с той стороны уже ШНыр.

– Теперь направо! – приказал Гай.

Птах зачерпнул взглядом снежную равнину. Недоверчиво остановил машину и выглянул. Ровное снежное поле, и сразу за ним – стена сосен.

– Направо дороги нет. Хоть убейте – нет ее!

– Убить – это всегда можно! – сказала кукла Триша.

– Есть, – отозвался Гай, все так же не открывая глаз. – Там земляной горб. Снега на нем не больше полупальца. Остальное всегда сносит ветер. Хорошее место, солнечное. Весной я всегда ходил сюда за первыми. А вон там, немного левее, мы с Сергиусом Немовым похоронили жеребенка. Гиела укусила его в шею. Жеребенок так распух, что нам трижды пришлось расширять яму.

Белдо не удержался и выглянул в окно. Никаких признаков холма. Один снег. Но когда, подчиняясь воле Гая, Птах вывернул руль, микроавтобус уверенно покатил по полю, кажущемуся непролазно засыпанным. Хотя все было объяснимо, Птах испытывал почти суеверный ужас. Гай знал здесь каждую кочку.

– А дальше куда? – робко спросил Птах, когда бампер автобуса уткнулся в стволы сосен.