Глазами любопытной кошки - Тамалин Даллал

Вскоре ко мне постучался один из уборщиков, в руке он держал чашку. Этот худощавый палестинец по имени Хамед был родом из Иерихона. У него была североафриканская внешность, и он так много и так славно улыбался, что я сразу преисполнилась симпатии к нему. Моего скудного арабского не хватило, чтобы объяснить ему увиденное на дне чашки, поэтому Лиза все записала, чтобы потом он смог перевести. Он достал свой телефон с фотоаппаратом и показал нам снимки своих детей, а потом пригласил познакомиться с ними.

Преодолев запутанный путь, включавший в себя несколько автобусных пересадок, мы с Хамедом очутились на далекой и унылой окраине, состоявшей сплошь из недостроенных домов, которые никто не собирался достраивать. (Во многих бедных странах дома вечно стоят незаконченными, потому что люди строят до тех пор, пока хватает денег, затем делают перерыв, чтобы накопить еще, и продолжают строительство позднее.) Многочисленные родственники Хамеда жили в нескольких квартирах, расположенных друг над другом. Мы поднялись по грубой цементной лестнице, следом за нами увязалась целая толпа любопытных детей.

Внутренняя обстановка дома была богатой: резная мебель, искусственные цветы, множество безделушек и мягкие игрушки. Лума, жена Хамеда, угостила нас фантой и кофе по-турецки. Хамед попросил меня погадать ей. Лиза записала мои предсказания на листке бумаги, чтобы потом перевести их на арабский.

Потом мы с женщинами сели на крыше, где дул благословенный ветерок. Со временем я все лучше говорила по-арабски и, когда возникала необходимость, вспоминала давно забытые слова. Мы ели арбуз, вели беседу, насколько это было возможно, и фотографировались. Снимки на маленьком дисплее фотоаппарата вызывали у детей неподдельный восторг.

Заняться было совсем нечем, поэтому стоило мне услышать о демонстрации в поддержку партии «Хезболла» у мечети короля Хусейна, как я подумала: почему бы не сходить? Никто из моих знакомых не хотел идти со мной. Один парень из отеля сказал, что демонстрация уже закончилась. В итоге со мной согласилась пойти Лиза.

Два офицера полиции, которые устанавливали дорожное заграждение напротив нашего отеля, сообщили, что митинг начнется через час или два. Мы не решились подходить близко и так ничего и не услышали – или демонстрация прошла тихо, или мы ее пропустили.

Дело было в пятницу – священный день для мусульман. Почти все магазины закрыли, и на улицах города было тихо, как в американском захолустном городке в воскресный день. Увлеченные интересным разговором, мы с Лизой шли по пустынному тротуару, когда какой-то мужчина вдруг плюнул на нас! Я отскочила в сторону как раз вовремя, а Лизе досталось больше всего, она подумала, что встала под капающий кондиционер!

– Наверное, это один из демонстрантов из «Хезболлы», и он мстит нам таким образом, – пошутила я. – Смотри, опять!

Парень плюнул в другого прохожего на улице, и я убедилась, что лично против нас он ничего не имеет и плюется не потому, что мы иностранцы. Просто у него не все дома – бывает…

У Мазена был странный приятель по имени Самир – лысеющий чиновник на госслужбе. Вместе они образовали неофициальный приветственный комитет для круга наших друзей-путешественников, который ширился с каждым днем. Из Англии приехала старшая сестра Сэма Табата, а Мазен взял под свое крыло парочку наших соседей-туристов, которые путешествовали налегке и с минимумом затрат. Нашу компанию можно было встретить в одном из трех мест: «У Рашида», «У Хашема» или на какой-нибудь улице пешеходного района Шемайзани со сверкающими неоновыми вывесками ресторанов быстрого питания и оглушительной музыкой, которая слышалась из проносящихся мимо машин. Здесь гуляли семьи и мужские компании, но женщин без сопровождения я ни разу не встречала.

Каждый день Мазен настойчиво предлагал отвезти нас на своей развалюхе через всю Иорданию к руинам набатейского города Петра[43].

– А потом можно поехать с палатками в знаменитую пустыню Вади Рам, – предложил он.

Мне хотелось побывать и там, и там, но колымага Мазена и его стиль вождения вызывали у меня много сомнений. Сэм с Табатой тоже собирались в Петру. Самир сказал, что поедет на автобусе и встретит их в Вади Рам. Лиза осталась в Аммане – она пыталась оформить визу в Иран. Я решила сначала сесть на автобус с Самиром, а потом отправиться в Петру в одиночестве.

Поездка на автобусе до Вади Рам заняла пять часов. Мы ехали по пустынной дороге. Серьезный вид Самира словно испарился вместе с исчезновением костюма и галстука. Всю дорогу он рассказывал байки, от которых меня мутило, – о безумных драках в барах, в которые они ввязывались с Мазеном, и о подробностях его горячей интернет-интрижки с американкой, с которой он общался с помощью веб-камеры. Я начала тревожиться, что окажусь в пустыне в такой компании, позвонила Мазену и попросила его дать трубку Сэму и Табате. Когда мы приехали, Табата с Мазеном ждали нас в машине.

Наконец мы оказались на месте лагеря для туристов. За ним возвышалась гигантская скала, которая переливалась разными цветами: каждая трещинка была подсвечена. Я ожидала увидеть дикие природные красоты, как в египетской пустыне, но наш лагерь был обустроен для городских жителей. В нем было электричество и все необходимое: палатки, столики, танцпол, ванная и душ.

Сотрудники лагеря запекли цыпленка в горячем песке, а Самир устроил настоящее шоу: высоко подняв руки и слегка покачивая бедрами, он исполнил своего рода танец живота. Мазен, Табата и Сэм пили коктейль из водки с фантой, и все мы курили кальян. Вскоре я поняла, что эта поездка больше похожа на довольно унылую пьянку, чем на небольшое путешествие с целью насладиться природой.

В полночь отключили электричество и наступила кромешная тьма – лишь звезды мерцали в небе. Тогда Мазен включил автомагнитолу на полную громкость, так что мы чуть не оглохли.

Наш повар Халед напился и принялся мямлить что-то на причудливой смеси арабского и ломаного французского – как я поняла, он пытался за мной ухаживать. Самир переговорил с ним и заявил, что Халед в качестве телохранителя будет спать около меня. Только этого мне не хватало! Табата с Мазеном исчезли за высокой скалой, а Сэм напился и упал под стол. Мне остались на выбор: Халед или Самир? У меня было такое чувство, будто я попала в веселую студенческую общагу, откуда нет выхода. Я расстелила матрас в самом центре танцпола, чтобы быть у всех на виду. Халед принес мне одеяла, и я забылась неспокойным сном. Вскоре я услышала, как Самир улегся рядом. Он стал жаловаться на холод и захотел лечь со мной под одно одеяло. Я тоже мерзла, однако греться таким способом была не согласна. Самир, у которого были жена и дети, вновь принялся рассказывать о своем романе по Интернету, о муже той американки и их дурацких выходках. Я спросила Самира, как поживает его жена и не волнуют ли ее хождения мужа вместе с Мазеном по барам или то, что он отправился в пустыню без нее.