Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус - Анатолий Бородин

Борьба с революционной печатью

Важнейшим направлением деятельности Дурново-министра была беспощадная борьба с революционной печатью.

После манифеста 17 октября, по свидетельству А. И. Гучкова, «царствовала самая широкая, необузданная свобода печати»[497].

С 14 по 20 октября газеты не выходили: всеобщая забастовка. 20-го вышел № 3 «Известий Совета рабочих депутатов». Затем стали выходить газеты: «Наши дни», «Северный голос», «Наш голос», «Набат», «Рабочий голос», «Начало», «Новая жизнь», «Сын Отечества», «Русь», «Наша жизнь», «Русская газета», «Буревестник», «Радикал», «Голос среднеучебных заведений», «Молодая Россия», «Голос молодой России», «Наша мысль», «Известия крестьянских депутатов», «Трудовая Россия», «Крестьянский депутат», «Дело народа», «Народный вестник», «Голос», «Мысль» и многие другие.

«В декабре начался ливень из сатирических журналов. Они сыпались одни за другими, как звезды в августовскую ночь, одни остроумные и язвительные, другие пошлые и тупые»: «Зритель», «Журнал», «Маска», «Пулемет», «Стрела», «Пламя», «Нагаечка», «Митинг», «Сигнал», «Сигналы», «Бурелом», «Буря», «Буревал», «Пули», «Жупел», «Фонарь», «Волшебный фонарь», «Свобода», «Девятый вал», «Дятел», «Клюв», «Молот», «Вампир» и др. – всего 84! Появились сатирические журналы на еврейском языке.

Развивалась нелегальная печать: С. Р. Минцлов приводит названия 11 эсеровских изданий, 13 социал-демократических и 2 анархистских[498].

Хлынул мутный поток порнографических изданий.

Закрытые издания возрождались через два-три дня под другими названиями.

«За последнее время в одном Петербурге вышло новых, по словам “Петербургской газеты”, 35 политико-сатирических журналов одним, двумя и самое большое – семью номерами. Первое место в карикатурах занимал граф Витте – 427 карикатур, затем – Дурново, Победоносцев, Дубасов и др.»[499]

Современник свидетельствует: «Книжный рынок сразу наполнился небывалой до того времени литературой двух сортов: порнографической и революционной, одинаково бесстыдной, бьющей на инстинкты неразвитой, но жадной на впечатления толпы. Не было той гадости, не было той брани, которые не печатались бы в этих листках по адресу правительства, которому приписывались такие гнусности, какие только мог придумать человек, не знающий стыда и уверенный в безнаказанности»[500].

Исследователь подтверждает: «Поток антиправительственных публикаций хлынул с конца 1905 года. Наибольшей ядовитостью отличались сатирические произведения. Сотни писателей, художников и редакторов напустились на правительство, императора, царскую фамилию, порой яростно и разнузданно. Многие изображения правительственных чиновников, а также символические изображения государства доходили до бесчеловечности, отличались леденящей кровь жестокостью. По своей грубой физиологичности эти материалы подобны изображению работы прозектора в анатомическом театре; стремление приучить к бесчеловечности напоминает пропаганду зверств времен первой мировой войны»[501].

Бюллетени официального Петербургского телеграфного агентства передавали «подряд все известия, получаемые с мест, в том сыром и часто недоброжелательном по отношению к правительственным властям тоне, который вполне гармонировал в то время с общим настроением огромного большинства антиправительственно настроенных повременных изданий»[502].

В салоне Богдановичей констатировали: «Каждый день Витте все больше и больше теряет почву под ногами, никто ему не верит. Пресса всех оттенков его ругает. Страшно достается и Дурново, даже больше, чем Витте»[503].

Разумеется, никакое правительство подобного терпеть не могло. Борьба с печатью оказывалась объективно необходимой: невозможно было признать естественной безграничную свободу печатать все, что угодно (распространение порнографических литературы и рисунков доказывало это со всей очевидностью); надо было восстановить пошатнувшееся значение правительственной власти и прекратить безудержное злоупотребление провозглашенными 17 октября свободами.

Однако борьба эта оказалась нелегкой потому, прежде всего, что «русское правительство того времени, при всех его недостатках, все же всегда стремилось оставаться в рамках хотя бы относительной законности»[504]. А законы, как на грех, были хуже некуда.

Вследствие манифеста 17 октября Главное управление по делам печати отменило 19-го октября все циркулярные распоряжения, изданные на основании ст. 140-й Цензурного устава, по которой министр внутренних дел мог запрещать касаться любого вопроса в печати. Временные правила о периодической печати, утвержденные 24 ноября, заменили предварительную цензуру карательной (последующей). Отменялись: предварительная цензура для изданий, выходивших в городах; административные взыскания; денежные залоги; ст. 140 Устава о цензуре. Ответственность за преступления посредством печати определялась судом. Вводился явочный порядок основания периодических изданий. Редактором мог быть российский подданный, достигший 25-ти лет и обладающий общей гражданской правоспособностью и не лишенный избирательного права. О замене ответственного редактора или изменении условий выпуска следовало сообщить цензору в течении трех дней. Номер должен был доставляться в местный цензурный комитет одновременно с выпуском из типографии и, если в нем обнаруживались «признаки преступных деяний», мог быть арестован только с одновременным возбуждением судебного преследования. Суд мог приостановить издание до судебного приговора.