Петр Николаевич Дурново. Русский Нострадамус - Анатолий Бородин

По-видимому, это не так. С. Ю. Витте утверждал, что П. Н. Дурново «действительно не знал, что там (в Москве. – А. Б.) творится»[460]. По мнению С. Е. Крыжановского, московское восстание – «прямой плод колебаний политики Витте»[461]. В. И. Гурко также считал московское восстание результатом политики С. Ю. Витте: «Удачная ликвидация Петербургского Совета рабочих депутатов окрылила Витте, и он задумал покончить с революцией одним ударом, а именно позволить Московскому восстанию выступить наружу, и затем дать предметный урок населению и одновременно расправиться со всеми наиболее деятельными главарями революции. Некоторым из своих ближайших сотрудников по Министерству финансов, как, например, А. И. Путилову, на выраженное им изумление, почему власть допускает открытую на глазах у всех подготовку вооруженного выступления в Москве, он именно это и объяснил»[462]. Если к этому принять во внимание явный перевес сил на стороне восставших в начале восстания, то следует заключить: П. Н. Дурново не мог его провоцировать.

Что касается подавления московского восстания, то здесь роль П. Н. Дурново была, без сомнения, решающей. Правда, С. Ю. Витте утверждал, что «во всем деле восстания в Москве управляющий Министерством внутренних дел П. Н. Дурново не принимал никакого участия». В. Ф. Джунковский полагал, что в Москве «единственно спасли положение» Ф. В. Дубасов, «его мужество и политическая честность»[463].

В это невозможно поверить. Во-первых, Ф. В. Дубасов, каким его охарактеризовал В. Ф. Джунковский, не мог обойтись без опытного в таких делах руководства. «Это был человек с железной волей, – пишет В. Ф. Джунковский, – это был честный, благородный солдат, он не был администратором, дела он не знал, но у него был здравый смысл и он умел различать честное от нечестного. В душе он был добрым человеком и гуманным, но вспыльчивость его не знала границ, он в эти минуты забывал все и бывал очень неприятен, так как переходил должные границы. Часто эта вспыльчивость бывала от недовольства самими собой, когда ему что-нибудь докладывали, и он не мог схватить сути дела. Тогда он начинал сердиться, и тут ему противоречить нельзя было, так как он выходил из себя. Такими поступками он наводил панику на подчиненных, которые робели, а робости он также не переносил. Во время вооруженного восстания он ни на минуты не терялся, сохраняя полное присутствие духа»[464].

Во-вторых, не таким был П. Н. Дурново, чтобы упускать из своих рук дело, к которому приставлен. Сразу, по назначении генерал-губернатором в Москву, Ф. В. Дубасов получил от П. Н. Дурново конфиденциальное письмо с планом подавления забастовки почтово-телеграфных служащих[465]. Советуя «непосредственно по прибытии в Москву» обратить внимание на почтово-телеграфный мятеж, П. Н. Дурново подчеркивал: мятеж является «при настоящих обстоятельствах величайшим государственным вопросом, от правильного разрешения которого зависит судьба всей государственной службы в России». Его распоряжения сводились к следующему: «1) Арестовать всех зачинщиков забастовки, председателя, членов и делегатов мятежнейшего “союза” и передать их для обвинения в судебном порядке прокурорскому надзору, причем подвести их действия под ст. 344 и 384 Улож[ения] о нак[азаниях] и ни под каким видом не выпускать из тюрем . 2) Всех забастовавших уволить от службы и принимать только тех из них, которые, по мнению начальства, действовали по слабости и неведению, повинуясь угрозам и насилию. До разбора дела часть уволенных будет считаться уволенной без прошения. 3) Жалование 20 ноября выдать только тем, которые не покидали службы; затем все дни забастовки вычисляются из жалования тех, которые могут быть приняты вновь. 4) После того как личный состав таким образом очистится от забастовщиков, проверяются все по отношению к вступлению в “союз”, что им было категорически запрещено три раза. До проверки все те из принятых, которые были сознательно членами “союза”, увольняются от службы без прошения, и 5) Все начальники , проявившие слабость, трусость и бездействие, увольняются от службы».

«От этих распоряжений, – заключал П. Н. Дурново, – я ни при каком случае отступить не могу, ибо считаю, что малейшая уступчивость погубит почтовое дело в России навсегда. повторяю, что Москва, в моих глазах, есть центр мятежа, и он должен быть подавлен в Москве же».

Вследствие распоряжения П. Н. Дурново были арестованы главные руководители забастовки почтово-телеграфных служащих; были проведены обыски. Были арестованы и руководители «Всероссийского крестьянского союза».

В-третьих, дневник Ф. В. Дубасова[466] свидетельствует, что московский генерал-губернатор, при всех его широких полномочиях, действовал в тесном контакте с министерством внутренних дел, докладывая о:

положении в первопрестольной (8 декабря – о забастовке всех железных дорог кроме Николаевской, 11-го: «Положение становится очень серьезным. Кольцо баррикад охватывает город все теснее. Войск для противодействия становится явно недостаточно. Дело скверно. Кольцо баррикад все суживается. Борьба становится бессильной. Толпы небольшие, но во всех местах»);

ходе подавления восстания (10-го – о действиях пехоты и артиллерии; 12-го: «Работа идет очень деятельно. Стража действует превосходно, разобрали баррикады. Вчера ночью Сытинская типография вся погребена развалинами здания»);

действиях войск (10-го: «Войска работают превосходно, с примерной стойкостью»; 17-го: «Ведет Мин очень толково и доведет до конца. Уничтожил общежитие и столярную фабрику Шмидта»);

своих планах (12-го: «Сегодня ночью предполагаю взять очаг революции – студенческое общежитие. План оцепления тщательно разрабатываем»; 17-го: «Отряд для занятия Пресненского квартала остался на ночь. Операция будет закончена завтра полным очищением квартала»);

потерях (17-го: «У нас 1 убит (нижний чин) и 4 ранено»);

успехах (17-го: «На Московско-Курской ж. д. открыто движение. Все мятежники бежали. Гучков пришел сказать о телеграмме, составленной Союзом Союзов или стачечным комитетом условным ключом о том, что они постановили прекратить забастовку»);