Поиски пропавшего без вести - Татьяна Рубцова

— Отвали… зачем… вместе…

Никитин лег пластом и постарался найти вторую руку. Теперь он, не очень надежно, но сжимал оба запястья, слишком прижатые к камню.

— Давай, Андрей, — он, отпустив одну его руку, нащупал локоть, предплечье. — Я держу. Давай.

Они хрипели от натуги, сосредоточенные в одном усилии. И Никитин, таща куртку, плечо, ворот, стал отползать: медленно, назад, одно движение, другое. Он забыл боль, усталость и голод, помнил только страх: за него, за себя, и еще за тех, кто остался в Москве.

Так, потихоньку, они ползли от пропасти. И вот уже сидели оба и осматривали, ощупывали себя, свои вещи, одежду.

— Что? — Никитин посмотрел на Андрея. — Цел?

— Фонарик треснул. Ничего, работает. Сейчас бы самое время покурить.

— А еще поесть.

— И попить.

— Водки.

— Шампанского.

И два жеребца заржали на все подземелье.

— Да, завалиться бы куда-нибудь в баньку, да поляну накрыть. Слышишь, брат, ты был на «Елисейском»?

— Нет.

— А в «Арагви»?

— Так, однажды. А ты?

— Сто раз.

Андрей ощупью отключил фонарь и вытянулся, ногой нащупав свободное пространство.

— Знаешь, Костя, я что подумал. Случись сейчас чудо, и мы вернулись бы домой, я бы, наверное, завязал. Веришь, нет, сам бы сдался в ментовку. Много бы мне дали, как ты думаешь?

— Много, Андрей.

— Да…

Андрей замолчал. «Вообще-то подданным Силенда жить тоже не плохо», — подумал он, закрывая глаза.

— Андрей…

Он, наверное, задремал, потому что вздрогнул всем телом и стал приподниматься.

— Скорее, посмотри.

— Что случилось? — Андрей ощупью нашел фонарик и нажал кнопку.

— Кто-то прополз по мне. Свети сюда.

— Змея!

Андрей подскочил, как на пружине, выхватывая фонарем из темноты шуршащее тело гада. Бросившись было за ним, он уперся в нависшую каменную стену. Змея исчезла, словно растворилась в камнях.

— Там трещина, — Никитин тоже подался на локте.

— Вот она. Уползла, гадина.

— Ладно, плевать. Еще укусит.

— Тебя не тронула? — Андрей сразу обернулся к другу, садясь на корточки возле него. — Где она ползла?

— Не знаю. Где-то по руке.

— Не больно?

— Да нет.

Андрей упер луч фонаря в большую, серо-синюю в его свете руку Никитина, и стал внимательно изучать ее.

— Да нет, не укусила.

— Подожди, с этим шутить нельзя. Вот тут какая-то царапина.

— Да это старая.

— Думаешь? — Андрей выпустил его кисть и с облегчением отстранился. — Слушай, а змея-то была зрячая. Вон она как вильнула от света.

— Ну и что?

— А рыба была слепая.

— Ну да.

— Выход где-то здесь, Костя, понимаешь.

— Понимаю. Маленькая трещина.

— Это будет плохо. Знаешь, Костя, что я подумал?

— Ну?

— У меня пистолет. Если уже и тут облом, мы с тобой просто застрелимся.

— Да, перспектива.

— Я тоже люблю жизнь. Только всему есть предел.

— Наверное, есть.

— Последняя попытка?

— Давай.

Андрей сделал движение вперед, вытягиваясь и становясь на четвереньки.

— Двинули, брат?

— Двинули.

Андрей включил фонарик, ощупывая лучом проход. Вскоре он так сузился, что Андрей прижался грудью к камню и пополз по-пластунски, задыхаясь от спертого воздуха. Наконец он остановился, и Никитин, коснувшись его ноги, тоже замер.

— Стой. Чувствуешь, воздух стоячий. Прохода нет.

— Другого пути тоже, — прохрипел Никитин.

— Тогда вот что, Костя. Ты подожди здесь. Я один попробую. А нет, так застрелимся прямо здесь. Лично я в пропасть больше не полезу.

— Попробуй, Андрей.

— Попробую.

Андрей замолчал, но фонарик больше не отключал. Слышно было, как он тяжело дышит.

— Ну ладно, я пошел, — наконец он зашевелился, вытянулся. — Молись, Костя, если умеешь. Дай Бог, выберемся.

И он пополз с шуршанием и шорохом.

— Дай Бог, — прошептал в ответ Никитин.

И остался один. Он хотел достать плеер, но не стал этого делать, решив приберечь батарейки. Он сложил руки под головой, опустил на шершавый рукав пиджака горячий лоб и задумался. Да больше ничего не оставалось, только думать, лежать и вспоминать.

Андрея не было долго, бесконечно долго. Никитин почти забылся, медленно отключаясь. Жар окутывал его, и сквозь жар он почувствовал легкое дуновение. Разгоряченное лицо уловило это мгновенное овеение, стоячий воздух только слегка колыхнулся, принимая свежую струю, и мороз прошиб все большое истерзанное тело. Никитин приподнял голову. Его снова бросило в озноб, по коже пошли мурашки. Широкие ноздри мужчины раздулись, вздыхая. И уши уловили шум, далекий, приглушенный.

— Андрей! — закричал он, стараясь держать голову выше.

Вдали раздался глухой ответ, потом странный звук, тишина и приглушенный, далекий грохот. Луч дневного, солнечного света скользнул на камни. Никитин зажмурился, и свет тут же исчез, оставив только слабые блики.

С шорохом, ногами вперед, к нему полз Андрей. Никитин стал задыхаться от волнения, стараясь найти снова ту свежую струю.

— Костя, ход, — горячо зашептал Андрей, приближаясь. — Правда, узкий.

— Спаслись!

— Слушай, — Андрей замер возле него, поджимая ноги. — Там высоко, метра четыре. Слушай сюда. Я спрыгну первым. Там есть деревья. Тополя. Я свалю пару, и ты слезешь по ним. Только сам не прыгай, Костя, слышишь? Я скоро. Ты пока подгребай потиху.

И Андрей скользнул вперед, стремительный и снова полный жизни. А Никитину показалось, что то взаимопонимание, которое появилось между ними, вдруг оборвалось. И они снова стали каждый сам по себе и каждый сам за себя. Бандит и мент. И выбираться теперь надо самому.

Сцепив зубы, Никитин пополз вперед, видя, как свет снова появился в конце туннеля. Свежий ветер теперь бил в лицо, морозил и освежал. Никитин полз упорно и целеустремленно, полз долго, и наконец светлый мир гор и зелени раскрылся ему. Судорожные руки нащупали край, Никитин навалился грудью, подался вперед и посмотрел вниз.

Было не так уже высоко, со второй этаж, не больше. И вокруг росли деревья. Тополя. И еще что-то. Скользили ящерицы. Летали птицы. Только Андрея нигде не было. И это-то как раз было естественнее всего.