Каста огня - Петер Фехервари

— Я не понимаю тебя, Рив.

— Тогда послушай вот что: Бирс искал тебя все эти годы. Наставник следовал за тобой по всей Галактике, но когда наконец-то добрался до Федры и увидел, в кого ты превратился, то отвернулся от тебя. Кажется, это произошло три или четыре года назад.

— Невозможно. Натаниэль Бирс был убит десятилетия назад, на планете, о которой ты никогда не слышала. — Чувство вины с новой силой охватило Айверсона. — Террорист поразил его иглой с чужацким нейротоксином, ядом, от которого медикусы не знали спасения. Я видел, как умирал мой наставник.

И я видел его мертвым каждый день нашего странствия по Клубку. Кстати, Натаниэль и сейчас здесь, парит прямо у тебя за плечом. Обернись, Рив, и, быть может, тоже узришь его!

— Но ты не видел, как умер Бирс, — возразила Изабель. — Ты оставил наставника гнить, но он выжил.

Девушка подарила Хольту ледяную улыбку, первую за все время их знакомства.

— Нейротоксин уничтожил его плоть, но Комиссариат решил, что разум героя необходимо сохранить, и он получил новое тело. Никогда не встречала Бирса, но мама считала его выдающимся человеком. Хотя человеком твоего наставника уже сложно было назвать.

— Ты лжешь, Рив.

— Тогда откуда мне все это известно?

— Потому что Небесный Маршал скормил тебе полуправду, которой можно вот так вертеть! — в груди Айверсона пробуждалась ярость, подобная горящему змею, который жаждал нанести удар. Посмотрев мимо девушки, комиссар встретился глазами с Натаниэлем.

Конечно же, она права. Ты был мне вместо отца, старик. И мне жаль. Я все эти годы чертовски жалел тебя…

Айверсон заставил себя снова взглянуть на Рив.

— Ты лжешь, — бессмысленно повторил Хольт.

— Тогда застрели меня.

— Сделай это! — зашипел ему в ухо мертвый Ниманд. — Сучка тебе мозги полощет!

Хольт уже нажимал на спуск, как вдруг заметил Номера 27. Третья тень комиссара наблюдала за ним с другой стороны прогалины. В отличие от двух других, ее появление было редким и драгоценным проклятием — с момента последнего визита мертвой девушки прошли недели. Как и всегда, при виде нее Айверсон преисполнился неизъяснимой грусти.

Что тебе здесь нужно? Что ты пытаешься сказать мне?

Проследив за взглядом комиссара, Изабель обернулась через плечо и посмотрела прямо сквозь Бирса, но ничего не заметила. Нахмурившись, девушка повернулась обратно к Айверсону, и арканец почти услышал, с каким напряжением она обдумывает свои шансы.

Да, Рив, я отвлекся. Сделай ход! Заставь меня выстрелить, докажи, что я был прав!

Но Изабель не двинулась с места. Несомненно, она заподозрила подвох.

Ну ладно, девочка.

Комиссар отступил на несколько шагов, подальше от кадета. Затем он медленно опустил пистолет и убрал в кобуру, но продолжал держать руку возле оружия.

— Дома, на Провидении, у нас много старых легенд и обычаев, — сказал Хольт. — Иномирянину большинство из них покажутся бессмысленными, и, честно говоря, я тоже не понимаю смысла многих мифов. — Он с сожалением покачал головой. — Но есть один, в истинности которого я не сомневаюсь. Он зародился во времена первых поселений и с тех пор живет, яростный, словно огненная вода, в крови каждого арканца, будь то аристократ или дикарь. Это легенда о Громовом крае.

Айверсон заметил, что Бирс кивнул с необычайным одобрением. Старый стервятник родился на Провидении, и именно он рассказывал Хольту о традициях и былинах родного мира, с виртуозной логикой сплетая их с догмами Имперского Кредо.

— Громовой край — тайное место, скрытое внутри каждого из нас, — продолжил арканец. — Это острие иглы в оке бури под названием «жизнь», решающий момент, который сломает тебя или вознесет в глазах Бога-Императора. Ты пройдешь по нему один только раз, но поход будет длиться целую вечность. Повернуть назад не удастся и второго шанса не будет, поэтому идти нужно с огнем в сердце и стальным хребтом.

— Ты говоришь как поэт, а не комиссар, — заметила Изабель, и в ее голосе впервые прозвучала неуверенность.

— Все хорошие комиссары немного поэты, Рив. Словами мы орудуем так же, как и стволами. Когда пользуешься ими правильно, твои подопечные добровольно идут на смерть.

— Значит, ты все еще считаешь себя хорошим комиссаром?

Он мрачно улыбнулся.

— Я знаю, что из меня плохой поэт.

— И ты хочешь сказать, что мы сейчас в твоем Громовом краю, Айверсон?

— Нет, Изабель Рив, в твоем.

Пальцы аугментической руки рефлекторно дернулись, но ладонь из плоти и крови с идеальной неподвижностью замерла возле кобуры.

— Доставай пистолет, Рив.

Очень медленно и очень осторожно девушка подняла руки.

— Нет.

— Тогда я застрелю тебя на месте, наемная убийца.

— Я не стану играть с тобой в эту дурацкую «честную дуэль», Айверсон. — Она явно разозлилась. — Не дам выстрелить со спокойной душой. Если убьешь меня, вся вина будет на тебе.

И они стояли так очень долго, оказавшись в безвыходном положении, и Хольт все это время пытался найти правильный ответ в чувствах своих призраков. Словно матрос, ориентирующийся по черным звездам, он метался между злобой Ниманда, презрением Бирса и странным сочувствием мертвой девушки, но в итоге за Айверсона решила его собственная усталость.

— Выбрось оружие, — приказал он. Изабель осторожно повиновалась, стараясь не дать Хольту и малейшего повода счесть ее поведение угрожающим. Комиссар кивнул. — Если пойдешь за мной, я тебя убью.

— Понимаю, — ответила Рив. Когда арканец повернулся уходить, она крикнула ему вслед: — Айверсон, ты же понимаешь, что сошел с ума, верно?

Остановившись, Хольт вновь окинул взглядом свои тени, задержавшись на Бирсе. Если девушка говорила правду, то его преследовал призрак еще живого человека. Это хуже, чем тень настоящего мертвеца? Ответа у Айверсона не нашлось.

— А ты думаешь, это имеет значение? — спросил он, но и у Изабель не нашлось ответа, поэтому комиссар вновь отвернулся.

Неужели я только что отступил от края бездны?

— У нее пушка! — заорал Ниманд.

Айверсон резко обернулся, и автопистолет как будто сам прыгнул ему в руку. Перед комиссаром выросла Номер 27 и раскинула руки, словно умоляя его о чем-то или предостерегая, но Хольт уже открыл огонь. Заряды, с брызгами эктоплазмы пробив мертвую девушку, вонзились в Рив. Кадет стояла неподвижно, и…

Какая еще пушка? Она безоружна!

Первая пуля выбила Изабель правый глаз, вторая и третья оторвали половину лица. К ужасу Айверсона, она была еще жива, падая на землю.