Тевтон - Александр Авраменко

– Бунт?! – холодно осведомился Курт. – Вы соображаете, что делаете?! Война – не игрушки!

Головы обреченно поникли. Затем старший курсант сделал шаг к капсуле, следом шагнул второй, третий…

– Доннер ветер! – Вальдхайм впечатал бронированный кулак в переборку с такой силой, что чуть не выломал из пазов. – Таскайте их сами! Я вызываю «Нахтигаль»! – И отвернулся к стене…

Дестроер завис над корпусом обреченного почтовика через десять минут. Затем штурманы уравняли скорости, и «тевтонец» выпустил переходную галерею. Еще через десять минут по герметичной прозрачной трубе поплыли тела. Невесомость помогла провести доставку людей с корабля на корабль быстро и без особых усилий. Тридцать минут. Откачка воздуха. Труба втянулась в приплюснутый корпус «Нахтигаля». Из носовых дюз вырвались языки пламени, и корабль стал тормозить. Наконец остановился, повиснув в пространстве. Попыхивая рулевыми двигателями, развернулся, а затем, включив максимальную тягу, начал разгон. А еще через несколько секунд там, куда уплыл неуправляемый почтовый курьер Истинной империи, вспыхнуло пламя.

Новая сила Ордена взяла свою последнюю жертву в эту ночь…

Последнее, что помнил Хаур Юхай, это то, как под напором невидимой силы с треском лопнула ткань, из которой был сделан полог его ложа, и нечто с неимоверной силой ударило его в голову. Он застонал и попробовал пошевелиться – к его удивлению, это с трудом, но удалось сделать. Хаур приоткрыл глаза и тут же вновь закрыл их – свет ударил по ним с такой силой, что от боли выступили слезы. Попытался смахнуть влагу с ресниц, вместо одной руки поднялись обе. Кое-как наконец стряхнул слезы, проморгался, давая зрачкам адаптироваться к освещению, и ахнул – вместо роскошного ночного халата на нем оказалось какое-то рубище. Балахон из неведомой ткани грязной расцветки больно царапал нежное тело при каждом движении. На запястьях были защелкнуты тонкие металлические браслеты, соединенные между собой цепочкой. Где же он?! Совсем небольшая комната. Два на два су. Высотой примерно столько же. Тонкая подстилка на металлическом полу. Миска из неизвестного мягкого материала наполнена водой. Все. Больше ничего. В одной из стен угадывались контуры двери.

Раздался щелчок, там, где была сплошная стена, появилась зарешеченная дыра, и грубый голос проговорил что-то на неведомом лающем языке. Хаур похолодел – он что, в плену?! Но… Как? Кто посмел?!

Курт был неимоверно зол. Эти сосунки осмелились противоречить ему, командиру! Фактически отказались выполнять приказ! Конечно, прояви он чуть больше твердости и характера, они бы уступили. Но… У него нет желания быть палачом в глазах своих подчиненных. Но на будущее… Он им устроит разбор полетов по возвращении на Новую Тевтонию!.. Ожил интерком.

– Командир! «Язык» очухался.

– Ну и ладно. Пусть отдыхает до прилета на базу. Там им займутся.

– Вас понял…

Связь прервалась. В дверь командирской каюты деликатно постучались.

– Кто там?

– Курсант фон Гелен, командир.

Курт молча нажал кнопку открывания двери, и высокий комингс перешагнула фигура, затянутая в повседневный мундир.

– Слушаю вас, курсант.

Парень мгновенно насупился – когда командир был недоволен, он всегда обращался к ним официально. А тут… Тем более что по большому счету члены ягд-команды действительно виноваты. Гелен с трудом удержался, чтобы не поежиться, представив, какое разбирательство всех ждет по возвращении домой.

– Обращаюсь по личному делу, господин генерал-фельдмаршал, – твердо произнес он.

– По личному?

Курт ожидал всякого, но чтобы Роберт пошел на подобное? Внезапно ему стало любопытно.

– Слушаю, курсант.

– Прошу разрешения на вывод одной из пленных из общей камеры и прогулку по кораблю. Естественно, без посещения запретных мест. Здесь список помещений, где я бы хотел побывать…

Юноша, краснея, положил лист бумаги на стол. Вальдхайм пробежал его глазами: коридор, комната для отдыха, столовая, галерея верхней палубы… А это еще зачем? И вдруг сообразил: для того, чтобы посмотреть на звезды. Дестроер только что вышел в открытое пространство, поднявшись над туманностью, чтобы сэкономить время для прибытия на базу. Неожиданное увеличение экипажа чуть ли не вдвое заставило командира их пташки пойти на риск быть обнаруженным, но не ограничивать личный состав в воздухе, пище и воде. Значит…

Взгляд Курта затуманился, неожиданно перед глазами встала Маэй… О, бездна! Неужели парень?.. Впрочем… Провел перед лицом ладонью, стирая образ фэллы, поднял голову, взглянул на Гелена. Тот был напряжен, словно струна, ожидая решения командира с таким видом, будто сейчас решался вопрос, жить ему или умереть? Чуточку помедлив, Курт вытащил стилос и размашисто, через всю страницу написал: «Разрешаю. Фон Вальдхайм». Толкнул лист к Роберту.

– Свободен, курсант… Стоп! Надеюсь, это не та, кого мы взяли в каюте «языка»?

– Никак нет, господин генерал-фельдмаршал! Она из служанок!

– Свободен, курсант! Мне что, повторять?

– Спасибо, командир!..

Парень просто просиял, схватил драгоценный лист и вылетел из каюты, забыв про устав и отдание чести. Ну что ж, пора и ему проведать пленников…

Вальдхайм поднялся из-за стола, вышел в коридор и направился на нижнюю палубу, где находились камеры для арестованных. Путь был недолгим, дестроер все же не относился к большим кораблям, и через пять минут пути по выкрашенным в серый цвет коридорам Курт оказался у небольшой, наглухо задраенной двери. Приложив к висящему на стене считывателю ладонь, а потом и глаз, дождался, пока раухер даст команду открыться. И когда массивная плита ушла в стену, перешагнул порог.

На первый, как, впрочем, и на второй взгляд, все было в порядке. Часовой бодрствовал, держа на уровне груди штатный автомат. Камеры закрыты. Датчики над дверями светились зеленым, показывая, что пленные живы и находятся в добром здравии. По меркам победителей, конечно. При виде командира охранник вытянулся и рявкнул:

– Господин генерал-фельдмаршал, кнехт Дитрих Кнут! Оба пленника находятся на местах.

– Вижу. Дай пульт.

Тот торопливо вытащил из сумки, висящей на ремне, небольшой овальный предмет и протянул его Курту. Вальдхайм коснулся клавиши с пиктограммой. Сухо щелкнуло, и в двери появилось отверстие. Курт заглянул сквозь решетку. Знатный остроухий сидел на матрасе, поджав к себе ноги и обхватив их скованными наручниками руками. При открытии шторки уставился в окошко ненавидящим взглядом, затем, не выдержав, отвернулся. Шторка вновь щелкнула, закрываясь.

Вальдхайм подошел ко второй камере, открыл заслонку, заглянул – пленница сидела на пятках, одетая в такой же балахон из мешковины, как и ее сосед. Необходимая мера предосторожности, иначе «языки» могли покончить с собой при помощи того, что скрывалось в их родной одежде. Маэй не раз подчеркивала это в своих рассказах об Истинной… Между тем девушка даже не подняла головы, продолжая сверлить взглядом одну точку в стене. Ладно. До базы – четыре дня пути на такой скорости и по Высокому маршруту. Изображает гордость – ее проблемы. Ее покровителя, или родителя, скоро выпотрошат Отцы-дознаватели, а если не поможет, девочку разложат на пыточном столе и в дело вступят Отцы-вопрошатели… Так что в любом случае судьба этой остроухой незавидна и не должна волновать Курта. Хватит с него Маэй!